Угол атаки

Отец вернулся домой много позднее обычного, с видом мрачным, но торжествующим. Весь вечер молчал, заставляя Ивана теряться в догадках, и только когда Стасик отправился спать, а взрослые устроились в кухне за вечерним чаем, папа сообщил, что обо всем договорился.

– Если бы ты признался сразу, я и договорился бы раньше, и вообще обошлось бы без этого постыдного суда! – отчеканил он.

– В смысле?

– С тебя снимут обвинение.

Иван удивился. Отец имел кое-какие полезные знакомства, но никогда ими не пользовался, ибо ненавидел просить и унижаться. Он вообще был кристально честен, отчего и не сделал большой карьеры, несмотря на звание Героя Советского Союза. Неужели переступил через свои принципы ради сына?

– Спасибо, папа.

– Не за что. Тебе просто надо будет подтвердить, что Зайцев не поручал тебе следить за топливомерами.

– Но это неправда!

– Иван, мне стоило огромного труда и унижений все устроить, так что, пожалуйста, не разыгрывай сейчас из себя девочку!

– Да я-то не буду, но Лев Михайлович уличит меня во лжи.

– Не уличит, – буркнул отец, – с ним тоже договорились, он завтра пойдет к гособвинителю и изменит свои показания. Скажет, что ничего тебе не поручал, а про приборы действительно забыл. Таким образом, тебя переведут в свидетели, а Зайцеву твоему гарантирован условный срок, учитывая чистосердечное раскаяние и прошлые заслуги.

Иван вскочил и пробежался по кухне, чтобы унять душившую его ярость:

– Папа, ты понимаешь, что натворил! Зайцев сразу хотел признать вину, это я уговорил его бороться, а теперь, получается, соскакиваю?

– А ты вспомни, сын, что если бы не он, то тебя вообще не оказалось бы в этом самолете! Это из-за твоего любимого Зайцева тебя не ввели командиром воздушного судна, между прочим, так что ты ничего ему не должен.

– Папа, это мелко.

– Если бы не его злобные амбиции, то ты давно летал бы командиром, и я уверен, что в аварийной ситуации сохранил бы самообладание и смотрел на показания приборов. И уж во всяком случае, не заставлял бы потом экипаж лгать и подставляться, выгораживая тебя.

Иван сжал виски ладонями.

– Мы говорили чистую правду. Приборы показывали, что топлива еще полно.

– Ну мне-то уж не заправляй! – засмеялся отец холодно и натужно.

В душе Ивана закрутилась привычная черная воронка. Закрутилась и пропала, ведь если человек тебе не верит, поделать с этим ничего нельзя. Жаль только, что Лев Михайлович теперь будет его презирать, скажет, нет, не зря я не хотел его рекомендовать на командира, парень действительно слаб в коленках оказался. Хорошо, что отец предупредил заранее, а не молчал до самого заседания суда, еще получится исправить, но осадочек у Зайцева все равно останется.

Иван быстро достал с антресолей рюкзак, разложил на кровати в форме гнезда и стал бросать в него вещи, которые пригодятся в тюрьме.

– Что ты делаешь? – окликнул отец.

– Собираюсь, что! Хотел с семьей последний денек побыть, а теперь придется гнать в Ленинград, караулить Зайцева, чтобы не вздумал признаваться!

– А где ты будешь ночевать? – спросила Лиза и достала с полки его старый лыжный свитер, выцветший, штопаный-перештопаный, но адски теплый.

– У брата жены Льва Михайловича в коридоре на раскладушке, – буркнул Иван, – а может, на балконе, ночи уже теплые.

– Не пори горячку, сын. Он командир, он и должен отвечать. Будь он порядочным человеком, давно бы взял всю вину на себя.

Иван никак не мог найти шерстяные носки, поэтому вытащил из шкафа весь ящик и вывалил на кровать. Носков не было. Вероятно, Лиза убрала их на антресоли вместе с другими зимними вещами.

– Собери на первый случай, а там я все тебе привезу, – сказала жена.

– Нет, Лиза, я тебе просто удивляюсь! – воскликнул отец как выстрелил. – Решается судьба человека, а ты мямлишь про «привезу»! Он муж твой, в конце концов, отец твоего сына, так останови его! Напомни, что он в ответе за вас! Ты вообще понимаешь, что на тебе будет клеймо жены уголовника?

– Понимаю.

– Ну так и объясни своему мужу, что он должен думать в первую очередь о семье, а не красоваться перед каким-то Зайцевым!

Иван сходил в ванную за зубной щеткой и бритвенным станком, а по дороге подумал: вдруг отец прав? Вдруг долг мужчины в том, чтобы предать товарищей и самого себя ради семьи?

– Я не могу допустить, чтобы у меня был сын-уголовник! – провозгласил отец. – Да я просто не выпущу тебя из дому, Иван!

Он молча положил щетку с бритвой в кармашек рюкзака.

А отец продолжал:

– Елизавета, что ты молчишь? Скажи своему мужу, что обязательства перед семьей важнее ложного чувства долга. У вас больной ребенок, ты одна с ним не справишься, подумай об этом, в конце-то концов.

Лиза улыбнулась:

– Иван сам это должен решать.

– Что значит сам?

– То и значит. Сам. Собственным умом или что там у него. И не надо говорить, что я не справлюсь. До сих пор справлялась и дальше буду. Не волнуйся за нас, Ваня, делай как знаешь.

Иван затянул шнур на горловине рюкзака.

– Тогда надо бежать.

– Так ты что, собираешься среди ночи свалиться на голову незнакомым людям? – процедил отец.