Угол атаки

– Зачем? В Пулково пару часов пересплю, а с утра постараюсь перехватить Зайцева до того, как он пойдет сдаваться.

Отец смерил его ледяным взглядом:

– Ты совершаешь страшную ошибку.

– Может быть, – кивнул Иван.

– Вот уж не думал, что доживу до такого позора. Сын-уголовник…

С этими словами отец вышел из комнаты.

Иван наконец остался наедине с женой. Что-то надо было сказать хорошее, а он не знал что.

– Времени нет проститься, Лиза, – только и смог проговорить он, прижав жену к себе.

– Ничего, значит, скоро свидимся.

– Стасику что скажешь?

Лиза поморщилась:

– Придумаю, если тебя все-таки посадят, а пока буду надеяться на лучшее. Слушай, давай я тебя хоть в аэропорт провожу?

– Долгие проводы – лишние слезы.

– Ну и поплачем, что плохого?

– Тогда поехали.

* * *

После возвращения Вити Ирина превратилась в ожидание. Секунды тишины капали, как капли яда, наполняя ее то отчаянием, то надеждой, а если звонил телефон, Ирина замирала и просила подойти Егора или Гортензию Андреевну.

Сидя на работе, она представляла, как чужой человек равнодушно набирает ее домашний номер, чтобы сообщить страшное известие, слушает длинные гудки и с досадой кладет трубку: жаль, не удалось поставить галочку напротив одной фамилии. Или почтальон, напевая, бросает в ее почтовый ящик самый обычный конверт, не зная, что в нем.

Как это будет? Как в мирное время женам сообщают о гибели мужей? Может быть, ее вызовут в военкомат и там скажут профессионально-соболезнующим вкрадчивым голосом, какой вырабатывается у врачей и стражей порядка, а она выслушает и не упадет замертво, мир не расколется на куски и не исчезнет, и жизнь пойдет своим чередом, только без Кирилла.

Приезжала новобрачная Яна и, с трудом заставляя себя не выглядеть абсолютно счастливой, говорила, что, со слов Вити, работа организована хорошо и даже отлично, с соблюдением всех мер безопасности, так что оснований для паники нет. Ирина кивала и переводила разговор на Янины дела. Ей было важно знать, что существует еще счастье, а также мелкие житейские проблемки, ссоры на пустом месте и прочие глупости, составляющие мирное течение жизни. Из сбивчивого рассказа новобрачной она поняла, что поставленные перед фактом родители вроде бы приняли нового родственника и теперь требуют, чтобы молодые поселились у них под крылышком, а не «в этой казарме». Сейчас Яна работала над ключевой проблемой – как сообщить маме с папой, что они скоро станут бабушкой и дедушкой, ведь внук, с одной стороны, счастье, а с другой – неопровержимое доказательство, что любимая дочка занималась сексом до замужества. Яна решила сказать попозже, в надежде что на радостях родители не станут производить строгие подсчеты.

Все это было так мило, уютно и глупо, что Ирине становилось чуть полегче.

Павел Михайлович дал ей три дня, в том числе и на то, чтобы она вникла в технические тонкости процесса, чего сделано не было. Ирина так и не открыла ни материалов дела, ни руководств по самолетовождению и самолетостроению.

Что же теперь? Как понять, сговорились пилоты или все-таки имела место какая-то казуистическая поломка?

Войдя утром в здание суда, она вскользь обратила внимание, что в коридорах непривычно много народу, но не придала значения этому обстоятельству. Однако, когда она открыла заседание, выяснилось, что все эти люди – к ней. Небольшой зал был заполнен, так что Павлу Михайловичу едва хватило места на самом краешке скамейки.

Ирина предположила, что по городу распространились сплетни об интересном процессе и привлекли зевак, но оказалось, что все это – пассажиры приводнившегося рейса. Оперативники официально разыскали и вызвали двоих, а те сообщили остальным по эстафете, и люди приехали из других городов.

Не успела Ирина открыть заседание, как из первого ряда поднялась маленькая боевитая старушка и без приглашения двинулась к свидетельскому месту.

– Мы пришли заявить, что не дадим в обиду наших спасителей! – начала она. – Мы будем бороться и дойдем до самого верха!

– Хорошо, хорошо, – поспешила перехватить инициативу Ирина, – но давайте все же по порядку.

– Ничего себе порядочек, судить героев!

Как можно мягче Ирина сказала, что понимает ее негодование, но протокол надо соблюдать. Пассажиры отказались покидать зал, и Ирина не стала настаивать, потому что свидетелями было заявлено всего двое, а остальные получались просто сочувствующие граждане.

После установления личности и других формальностей старушка очень грозным голосом доложила, что пилоты действовали слаженно и четко, и не только спасли жизни пассажиров, но отработали так, что люди просто не успели испугаться.

Второй свидетель, мужчина средних лет, подтвердил ее слова, заметив, что у него сильная стенокардия, приступ провоцирует малейшее волнение, а тут ничего в груди даже не шелохнулось. «Объективный критерий профессионализма пилотов», – заключил он.