– Прекрати, пожалуйста! Папа пожил, стихи на музыку положил… Все нормально, бессмысленные жертвы никому не нужны. Как и лишний вес в кабине, между прочим.
Иван покачал головой:
– Ответ отрицательный.
– Ты что, негодяй, думаешь, я не сумею посадить самолет?
– Никак нет, Лев Михайлович. Просто подстрахую.
Зайцев фыркнул:
– От чего ты меня страховать собрался? Чтоб я в ад случайно не попал?
– Так точно. – Иван крепче взялся за штурвал.
Из люка по-прежнему слышались удары и брань Павла Степановича, судя по всему, дела у него шли не очень хорошо, механизм распора отказывался повиноваться.
Страха не было, только досада оттого, что придется умереть из-за какой-то ничтожной заевшей железки.
Подумалось, что Зайцев, наверное, страшно хочет покурить, но не считает возможным в таких сложных условиях передать управление второму пилоту хотя бы на десять минут. Что ж, на его месте Иван поступил бы так же.
Завершалась первая коробочка. Лев Михайлович потребовал показания топливомеров. Заглянув на стол бортинженера, Иван обнаружил, что в баках остается та самая командирская тонна и еще шестьсот килограммов. Слишком много для безопасной посадки, значит, придется заходить на второй круг, а судя по темпу расхода топлива, и на третий. Иван радовался отсрочке, но в то же время и хотел, чтобы все уже случилось.
– Высота пятьсот, курс семьдесят четыре, – продублировал Зайцев команду диспетчера и улыбнулся, – ничего, Ваня, пройдем ниже нижнего и сядем нежнее нежного.
– Так точно, Лев Михайлович.
– Слушай, – вдруг засмеялся командир, – а я как раз на днях читал внуку «Денискины рассказы», там парень угнал мопед и не знал, как остановиться. Нарезал круги по двору, а ребята ему кричали: «Езди, пока бензин не кончится». Мы сейчас в точно такой же ситуации.
– Да уж.
– Ты подумай, сплошные знаки судьбы. Рассказик этот, потом вы про лишнюю тонну вдруг спросили… В книге, кстати, все благополучно кончилось.
Иван кивнул, пытаясь вспомнить, читал ли он когда-нибудь вслух своему сыну. Когда он воссоединился с семьей, Стасик уже вовсю читал самостоятельно, а до этого… Нет, кажется, нет, а теперь уже и не придется…
Стюардесса объявила, что нужно пристегнуть ремни, привести спинки кресел в вертикальное положение, убрать столик и убедиться, что ручная кладь находится под спинкой впереди стоящего кресла.
Когда она подошла к ним проверить, все ли требования выполнены, Ян почувствовал, что девушка держится из последних сил. Наверное, у нее случилось что-то по-настоящему плохое. Он хотел помочь, но не знал как.
Стюардесса попросила у старушки убрать журнал, а монашку заставила сложить вязание в сумку.
Вслед за ней шел молодой высокий летчик, он проверял багажные полки. Набравшись храбрости, Ян спросил, есть ли у него шанс сегодня попасть в Москву до девяти вечера.
– Все будет зависеть от погодных условий, – отчеканил летчик.
Ян вздохнул. Надежда на блестящее будущее снова потускнела.
Монашка вдруг приказала своему соседу поменяться с ней местами.
– Ты на взлете в окошко посмотрел, а на посадке я посмотрю, мне кажется, это справедливо, – сказала она мягко.
Ян вознегодовал, с трудом представляя себе меру отчаяния, затопившего сейчас душу ребенка. Не дать парню посмотреть посадку, это же иезуитство настоящее! «Торквемада бы тобой гордился!» – прошипел он себе под нос.
Мальчик определенно пришел в ярость, но пересел, даже позволил монашке проверить его ремень безопасности и затянуть потуже. Поймав его сердитый взгляд, Ян сочувственно покачал головой, мол, да, дружище, согласен, наглость несусветная, но что поделать, мы мужчины, должны уступать.
В иллюминаторе светило такое ясное и спокойное солнце, что не верилось, что где-то сейчас идет гроза. Наверное, единственная туча в северном полушарии специально против ветра полетела в Шереметьево, чтобы Ян не попал к генералу. Что поделаешь, такая судьба у него строптивая, вечно ставит какие-нибудь препятствия. Правда, до сих пор Ян их преодолевал, так что справится и сейчас. Впадать в отчаяние раньше времени точно не стоит.
Он прикрыл глаза и вдруг понял, что обстановка изменилась. Как-то иначе загудели двигатели, а разговоры в салоне стихли и повисла та самая тишина, которую можно резать ножом.
Ян поморщился, убеждая себя, что ему показалось, просто он слишком волнуется насчет встречи с Григорием Семеновичем, вот и мерещится всякая чушь. Он осмотрелся. Старушка, поймав его взгляд, любезно улыбнулась.
Все в порядке, и нечего поддаваться эмоциям.