Удача на «Титанике»

Оглянувшись вокруг, чтобы убедиться в отсутствии любопытных глаз, я задираю юбку и перелезаю через борт, случайно наступая брату на ногу, прежде чему устроиться у него под боком. Он проглатывает ругательство.

Я снимаю шляпку и кладу голову на скамью.

Он смотрит на меня.

— Так где ты была? Я тебя повсюду искал.

— Ты, должно быть, пропустил первый класс.

— Не может быть.

— Почему? Каюта пуста, за нее уплачено вперед. К тому же я нашла союзника.

— Кого?

Я коротко рассказываю ему о своей встрече с Эйприл Харт, игнорируя его стоны и пытаясь добавить в голос уверенности.

Его вздох тяжел, как полная дождевая бочка.

Я шмыгаю носом.

— Я стольким пожертвовала, чтобы здесь оказаться. Потратила все до пенни на билет из Лондона в Саутгемптон.

— Я знаю, Вал.

— Почему ты не рассказал своим друзьям обо мне?

— Они задают слишком много вопросов. Бо и Барабанщик знали о тебе.

Его слова проливаются бальзамом на мои душевные раны. Я еще не встречалась с этим Барабанщиком, но подозреваю, что скоро встречусь.

Аромат сосны мешается с запахом свежей краски. Мы, должно быть, первые пассажиры в этой лодке.

— Здесь уютно, хоть и чуточку пусто. Где весла?

— Без понятия. Кажется глупым хранить их отдельно от лодок, но кто бы меня спросил.

Или любую женщину, как сказала бы Эйприл Харт.

— Лодки — высший класс. Обшивка внакрой, руль из вяза. Но их всего шестнадцать — плюс те складные, что они хранят на носу. Этого хватит лишь половине из двух с лишним тысяч пассажиров. Но они утверждают, что все согласно правилам.

Я присвистываю.

— Хорошо, что Ба научил нас плавать.

Единственное, что нарушает тишину, это плеск волн о корпус «Титаника» и ритмичное поскрипывание досок. Джейми вздыхает.

— Что ты сделала с книгами?

— Распродала.

Один из планов Ба был связан с покупкой книг из уходящих с молотка домов и последующей продажей их с лотка, таких, к примеру, как «Астрономия сквозь века» и достопамятная «Пчелиная ферма для начинающих». Ничего хорошего из этого плана, впрочем, не вышло. Если в Лондоне и есть что-то постоянное, так это дождь, а дождь и книги — извечные враги. Но, с другой стороны, именно «Астрономия сквозь века» познакомила Джейми со звездами.

— Жаль, что тебе пришлось разбираться со всем этим в одиночку.

Кажется, будто звезды отодвинулись, словно давая мне больше пространства. Воспоминания о том мрачном утре призрачным шепотом звучат в голове. Я нашла Ба в переулке в квартале от нашего дома. Он умер, ударившись в подпитии о фонарный столб. Его цилиндр крутился под порывами ветра, как встревоженная собачонка.

Я перебираю эмоции, сплетающиеся внутри в тугой клубок: злость на его безрассудство, вину за то, что меня не было рядом, печаль от того, сколько всего он не увидит, например слонов. И все это щедро приправлено облегчением оттого, что больше ему не придется страдать.

Обычно, когда зеленый змий утаскивал Ба в очередной темный угол, он не разговаривал целыми днями. А после смерти он перестал не только говорить, но и слушать. Ба так старался, но, как и все мечтатели, не смог справиться с ополчившимся против него миром. Надеюсь, его следующая жизнь на китайских небесах легче.

— Ты похоронила его рядом с мамой?

Я покачала головой.

— Ее родители этого бы не допустили. Но я нашла ему местечко на Восточном лондонском кладбище.

Джейми фыркает. Затем двигается, и я чувствую его полный тревоги взгляд.

— Что не так? — спрашивает он.

— Каждую ночь мне снится, что Ба в беде. Это совершенная бессмыслица. Он давно уже должен был отправиться в другой мир. А он пытается что-то сообщить. И это как-то связано с тобой.

Он хмыкает, и я чувствую, как что-то захлопывается прямо перед моим носом, как дверь перед коммивояжером.

Я сую ногу в эту дверь.

— Понимаешь, ты тоже есть в этих снах. Но ты никогда ему не помогаешь. Всегда просто пялишься в пространство.

С очередным смешком он задирает нос.

— Именно так. Я щелкаю его по носу, и он уворачивается.

— А что ты делаешь в своих снах?

— Пытаюсь помочь ему. Но ему нужна не я. А ты. Что бы тебя ни разозлило, ты должен простить его.

Он ворочается, заставляя доски скрипеть.

— Он никогда не просил о прощении, пока был жив. Так чего теперь переживать?

Я прижимаюсь к его плечу, на ощупь похожему на стальную трубу.

— Потому что он застрял.

Джейми зажмуривается, словно прячась от моих слов.

— Недели не прошло после ее похорон, как он заложил ее обручальное кольцо и потратил все деньги на огненную воду.

Я морщусь, слыша из его уст выражение, которым Ба называл свой дешевый джин.

— Так вот из-за чего ты злишься… Ему нужны были деньги, чтобы заплатить наши долги. Помнишь про пчелиную ферму?

— Как я могу забыть? — бормочет он, стряхивая мою голову со своего плеча. — Иногда ты не можешь простить, потому что это унижает людей, которых ты любишь.

— Но мама хотела бы, чтобы ты простил его. «Не стоит слишком часто оглядываться назад, иначе пропустишь то, что впереди», помнишь?

— Ни за что, Вал. Даже не проси.

В его голосе появилась горечь, которую раньше я не слышала. Кажется, Джейми стал тяжелее, и не только из-за приобретенных в котельной мускулов.