Убить Ланселота

А вот Розенмуллен-маг представлял собой совершенно иное. Шутовство и развязность слетели с него, словно луковая шелуха. Остались точность и пунктуальное следование ритуалу.

— Призываю вас, Ерничество и Коллизия, Латентность и Медиевистика!

Тени в углах зала зашевелились. Задышали.

Лиза схватила Истессо за локоть; сердце ее оглушительно колотилось. Маггара вскарабкалась на плечо стрелка и прижалась к щеке. Под левой ладонью возник жар — там пряталась Инцери. Спутницам стрелка было страшно.

— Пантеизм. Растафарианство. Семиотика. Тестамент.

С каждым словом, с каждым новым именем Розенмуллен выкладывал на стол новую руну. Они походили на медные монетки — новые, надраенные до блеска, — и скоро миска оказалась в кольце знаков. Кружение иглы стало осмысленнее. В нем появилась система.

— …да пребудут с нами Эсхатология, Юриспруденция и с ними — Ятроматематика! — закончил Розенмуллен. — Приди же!

Сверкающий круг замкнулся. В углу зала послышался стук.

— Слышу, слышу, — недовольно отозвался герцог. — Вас только не хватало, тетя. Изыдите, прошу вас. Нынче есть дела поважнее.

Стук прекратился. Розеймуллен повернулся к Хоакину:

— Кого, ты говоришь, надо вызвать?

— Бизоатона Фортиссимо. Прежнего шарлатана.

— Да, помню. Шарлатана, конечно же…

Он поводил над миской руками и возвестил:

— Призываю! Призываю печального духа!

Стены зала придвинулись и расплылись. Ненамного, но так, чтобы создать впечатление, будто в комнате еще кто-то есть. И этих «кого-то» очень и очень много.

— Не бойся, — шепнула Маггара на ухо стрелку. — Это собрались печальные духи. Сейчас герцог прогонит лишних прочь.

Так и произошло.

— Призываю тебя, дух посредственного мага, — приказал Розенмуллен.

Стены чуть-чуть отступили.

— Широко известный среди королей своего круга, но не дальше. Не совершивший никаких особенных деяний. Если не считать удачного альянса с Исамродом, конечно. Да и то лишь по счастливой случайности.

Фуоко могла поклясться, что теней стало меньше.

— Удостоившийся маленькой главы в энциклопедии.

Стало легче дышать.

— Пешка в руках своих министров. Жалкий подкаблучник.

Еще меньше. Слова герцога действовали подобно решету, отсеивая недостойных кандидатов.

— Бизоатон Фортиссимо, призываю тебя!

Вновь послышался стук, но уже иной ритмики.

— С духами важна честность, — пояснил герцог вполголоса. — Никаких недомолвок и иносказаний. Метафор они не понимают.

Стук прозвучал настойчивей.

— Если бы не моя покойная дура-тетушка… Вечно она сует нос не в свое дело.

Он нагнулся к столику и спросил:

— Кто явился на мой вызов?

Игла в миске заметалась. Указала сперва на «Е», Котом на «Г». Лиза и Хоакин сами не заметили, как принялись помогать — словно в разговоре с заикой.

«М», «А», «Г», «И»…

— Магичество? «Д». «Д». «А».

— Не отвлекайся, дух. Игла угодливо завертелась. «М», «А»…

— Макинтош?… Морганатический?… Маркграф?

Герцог нахмурился:

— Не подсказывайте. Опасно помогать призванным сущностям. Какой-нибудь недобросовестный дух может воспользоваться. И тогда…

— Что тогда, ваша светлость?

— Моя тетушка. — Розенмуллен скорбно поджал губы.

Дух страдал. С трудом он сообщил, что является «Магущесвинейшим шарлатаном Террокса, знаминатилем прагреса».

— Наша общая беда, — вздохнул герцог. — Мне бумаги тоже референты готовят. В грамоте я полный нуль. После смерти меня ждет та же судьба.

«Б», «И», «3», «О»…

Розенмуллен сочувственно взирал на мучения призрака.

«А», «Т», «О», «Н».

Игла остановилась передохнуть. Затем спазматически продолжила…

«Ф», «О», «Р», «Т», «И», «С»…

…и завихляла жалобно. Покойный шарлатан не знал, со сколькими «С» пишется его имя. Позорно проглотив окончание, он выдал:

«И», «М», «О».

— Приветствую тебя, шарлатан, — объявил герцог. Согласишься ли ты продолжить беседу посредством иглы и миски?

Столик жалобно затрясся.

— Или же прибегнешь к удобнейшим и совершеннейшим средствам, предоставленным современной наукой?

Огоньки свечей мигнули.

Ответ ясен. В руках герцога появилась колода карт. Шлеп, шлеп. Рубашка — внахлест. Дама пик полетела в угол.

— Старая карга! — скривились губы герцога.

Семь карт лежали перед герцогом неровным пятиугольником. Хоакин видел только их рубашки, украшенные Колесом Фортуны. Он вытянул шею, стремясь рассмотреть, что Розенмуллен станет делать дальше. Одна за другой карты ложились кверху картинками.

«Аллегория искусства», «Праведность», «Ланселот». Еще одна пиковая дама полетела в угол. «Влюбленный» и «Сила».

Осталась одна карта в центре второго ряда.

— Ну-с, дух любезный… Согласны ли вы обрести пристанище в рисованном образе, что предо мной?

Тук-тук. Тук-тук-тук.

— Открывайте же! — пискнула Маггара.

— Ох как интересно!

Рука герцога застыла над картой. Поколебавшись, перевернула ее.

Король треф.

В неверном пламени свечей физиономия короля расплылась. Это лицо Хоакин узнал бы из множества других. Он, шарлатан.

Та самая саркастическая усмешка, которую не в силах передать на монетах фальшиводублонщики. Лиловый камзол, совиное лицо. И конечно, если рассматривать карту сквозь увеличительное стекло, в глазах сыщется второй зрачок.