Убить Ланселота

— Ты, Розенмуллен? — недовольно спросил шарлатан. — Что ты там наплел о моих министрах?

— Твой преемник обнародовал архивы, Фортиссимо.

— Щенок Фью?

— Он самый.

Карта скрипнула зубами.

— Зачем же ты меня вызвал?

— Академический интерес. Ты заклял некогда одного юношу, да так и оставил. Нехорошо, брат.

— Не помню. Все свои заклятия я перед смертью отменил, — быстро проговорил Бизоатон.

— Значит, не все. Так говорят.

— Кто говорит?

— Фероче. И мой гость. Хочешь на него взглянуть?

— Хорошо. — Дух запнулся на мгновение, не зная, как сказать. — Дай ему мою карту.

Розенмуллен протянул Хоакину короля треф.

— Говори с ним. Расспроси о своем деле. Но поторопись. Ему нельзя здесь долго находиться.

— Хорошо, ваша светлость. Я постараюсь не задерживать его.

Он взял карту и прищелкнул по краю:

— Здравствуйте, ваше магичество. Вот мы и свиделись. Не узнаете меня?

— Здравствуй, юноша. — Бизоатон благодушно посмотрел на стрелка. — Извини. У меня плохая память на лица.

Хоакин поднес к карте подсвечник:

— А так?

— Так лучше. Припоминаю. Разреши я шепну пару слов Розенмуллену?

— Давайте вслух, ваше магичество. Вряд ли между нами возможны секреты.

— Хорошо. — Шарлатан на картинке сделал глубокий вдох. И закричал: — Хватай его, Розенмуллен! Это сам Ланселот!!

— Ланселот вернулся!

Дверь урболкской гостиницы врезалась в стену, посыпалась штукатурка. Герцог стоял в дверном проеме, жадно глотая воздух. Клубы морозного тумана вились вокруг него.

— Он! Он! Бунтовщик среди нас!

— Где? — Короли повскакивали с мест. — Где он?! Говорите же!

— Он у меня. В Базилисковой Камении.

Герцог без сил рухнул в кресло.

— О боги! Боги-боги-боги… — Он сжал виски ладонями.

Графиня Исамродская засуетилась с кувшином и мокрыми полотенцами. Махмуд схватился за вино, король Лир — за жаровню с углями.

— Что с ним? — обступили они герцога. — Рассказывайте, не томите! Он в темнице?

— Лучше, господа. Он мертв. Я вызвал стражу. Отправил его к Базилиску, а сам — к порталу и сюда, в Урболк.

Среди королей разлилась тягостная тишина.

— М-да… — протянул его преосвященство.

— Час от часу не легче. — Фероче сдул со лба мокрую прядь. — Вы хоть понимаете, что натворили?

— Итак, господа, мы лишились двух чудищ, — подвел итоги Лир. — Для начала недурно.

— Я протестую! Бахамот жив.

— Это уже неважно.

Розенмуллен переводил взгляд с одного короля на другого.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Это какая-то шутка?

— Хороши шутки. По Терроксу бродит Ланселот, самый настоящий. И вот уже второй дюжинец, не разобравшись, пихает его к зверю великому. Вы хоть воображаете, ваша светлость, что натворили?

— О чем вы, ваше преосвященство? От Базилиска еще никто не уходил живым.

— Кроме Ланселота, — поддержал Фероче. — Но позвольте! Быть может, вы ошиблись? Откуда вы знаете, что это Ланселот?

— Так сказал шарлатан.

— Я?

— Нет, Фью. Мертвый шарлатан. Вы ведь просили допросить его?

— Да, просил. Вы держали письмо над свечкой?

— Не догадался.

— Зря. Самое главное было записано между строк. Симпатическими чернилами.

Его преосвященство побарабанил пальцами по столу.

— Так-так. Не все потеряно, господа. Ланселот силен, но есть предел и его могуществу. Будем действовать без промедления. Ваша светлость, вам надлежит немедленно вернуться в Доннельфам.

— Немедленно? Я еще не обедал. А путь сюда занимает часы. — Герцог с тоской посмотрел на обеденный стол.

— Мы знаем. Перемещение через портал утомительно. И тем не менее вам придется отправиться в обратный путь сейчас же.

— Но, ваше преосвященство, к чему такая спешка? Порталы работают в одну сторону. Мне все равно придется добираться своим ходом.

— Не совсем так. Вы воспользуетесь транспортной магией.

— О боже!

— Помните: от вашей расторопности зависит жизнь зверя великого. Всех зверей, если на то пошло.

— Я помогу вам. — Фероче одернул камзол. — Возьмем у хозяина лыжи. Я наведу Вдохновение Пути.

Случилось то, чего Хоакин так боялся. Его заковали в кандалы и посадили в подземелье.

Ни черной книги, ни Маггары, только сырость и холод. И еще — темнота. Сквозь решетчатое оконце сочился тусклый сумеречный свет. Его хватало, лишь чтобы создать на стене размытое пятно.

Стрелок ощупал пространство вокруг себя. Грязный тюфяк с торчащими из дерюги колючими колосками. Каменный пол, стены в пятнах селитры. Дыра в углу — отхожее место.

В таких подземельях узники могут томиться десятилетиями. А в случае Хоакина — и веками. Амнистий Розенмуллен не признавал и править собирался неограниченно долго. Мощь зверя великого дает хозяину долголетие, если не бессмертие.

Стрелка это не устраивало. Отсюда следовало бежать как можно быстрее. Правда, решить, как именно, он не успел: за дверью загремели шаги. Лязгнул засов.

— Там он, там, — донесся из-за двери недовольный голос. — Никуда не денется.

Голос принадлежал профосу. Хоакин подобрался.

— Не чихал?

— Шутить изволите, господин Эрастофен? У нас распорядок строгий. Мышь не пробежит, клоп не чихнет.

Дверь распахнулась, и в камере стало как-то очень светло. Хоакин зажмурился.

— Здравствуй, Истессо, — послышался голос философа. — Вот мы и свиделись. Чудный вечер, правда?