Творение мира

Стремление к счастью, блаженству заложено в человека Богом, поэтому упокоение находит человек только в Боге. По очищении ума, сердца и тела от страстей весь человек может стать духовным. Но чтобы стать духовным, нужно естество преобразить в дух. Для этого душа и соединяется с телом, и посылается в мир на испытание. Грех, как великое зловоние, сделал душу нашу мертвой, а нас мертвецами. Грех лишил человека благодати, умертвил душу и тело и привел к неведению Бога. И мы молимся: «Отче наш… не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого».

На время искушения светлые Ангелы отступают от человека и наблюдают над движением разума, воли и сердца.

Поэтому отцы и говорят, что «есть блуд, телом совершаемый, и есть блуд (нечистой) души, с сатаною общающейся», то есть находящейся в противоестественном плотском состоянии. Поступающие же по естеству называются, по Апостолу, в рассуждении св. Ефрема Сирина, людьми душевными. Поэтому, по учению прп. Исаака Сирина, «полезнее позаботиться о том, чтобы падшее в душе от страстей восстановить возбуждением помышлений своих к Божественному, нежели воскрешать мертвых».

Отцы поучают, что когда затворишь «все двери души своей, то есть чувства, то раздражительную силу души направляй на внутреннюю брань против внешнего нашего человека, то есть на грех, на самого себя, а также и на диавола, как сказано: «Гневайтеся и не согрешайте» (Пс. 4, 5), (на брата же своего нет причин на гнев); силу же желательную всегда устремляй к Богу и добродетели; а мысленную силу поставь госпожею, чтобы владычественный ум с мудростью и благоразумием господствовал над обеими силами души и телом, ибо «силен обуздати и все тело» (Пак. 3, 2). Все доброе и злое силами раздражительной, желательной и мысленной совершаются и в душе, и в теле.

У добродетельной души от собрания ума в сердце приходит внимание, от собранности воли – бодренность, и собрание чувств порождает трезвение.

Когда же приблизится время воскреснуть «духовному человеку», тогда приходит мир от помыслов, радость, бодрствование, ведение брани, и душа отображается в благообразии, красоте и правде первозданного творения, и бывает уже она, по словам св. Антония Великого, «вся добродетель», и может ум ее «сделаться прозорливым и видеть более и далее демонов, имея в себе дающего откровения Господа».

Возвещая такое богомудрое учение о душе, святые отцы призывают сынов человеческих к молитвенному подвигу, взывая: «Умудрись прежде расторгнуть страстные союзы души с телом». Ибо ум и чувство противоположны одно другому, имеют естественное действо. Ум, как только начнет считать чувство своею собственною естественною силою, то сплетшись видимостями чувственных вещей, делается изобретателем плотских удовольствий, не имея силы возвыситься над естеством видимых вещей по причине пристрастного расположения к чувству.

Тогда человек приятное себе, доставляющее ему удовольствие, считает полезным и даже иногда добром и делает, хотя бы оно и было безнравственно, а неприятное – вредным и злом. Это знак великого невежества. А душа, поддаваясь влиянию глупых служанок – чувств слуха, зрения, вкуса, обоняния, осязания – часто развращается. И сластолюбивая жизнь растлевает и душу, и тело.

Не давай душе умереть, но питай ее словом Божиим, псалмами, постом, бдением, молитвами, надеждою и помышлениями о будущих благах. Все сие и подобное сему есть пища и жизнь для души.

«Как тело наше, – пишет Евагрий монах, – по удалении души бывает мертво и смрадно, так и душа, в которой не действует молитва, мертва и смрадна».

Жизнь души, ее молитвенное состояние и степень совершенства зависят от расположения совести, которая, как рассуждают отцы, определяет отношения человека к Богу и Его творению. На последней степени развития самосознания человек отвлекается от всего эмпирического и условного и приходит к познанию себя как духа, возвышающегося над условиями пространства и времени. Человек возвышается до сознания в своем духе влечения к Бесконечному и свое духовное начало познает под идеями истины, добра и красоты. Бог вне нас, и Бог в нас.

Абсолютно трансцендентное становится абсолютно имманентным. Бог, как трансцендентное, бесконечно абсолютно далек и чужд миру, к Нему и не может быть никаких закономерных методических путей (какие искал Варлаам в философии), но именно поэтому Он в снисхождении Своем становится бесконечно близок нам, есть самое близкое, самое интимное, самое внутреннее, самое имманентное в нас, находится ближе в нас, чем мы сами: Бог вне нас, и Бог в нас.

Абсолютно трансцендентное становится абсолютно имманентным особенно в таинстве Евхаристии.