Твой любимый фамильяр

— Да. Блядские драконы, да! — Анни качнуло от резко ударившего вкуса его радости: сливочно-карамельной, яркой. — Ты не просто можешь отказаться, Аннабель. Ты должна отказываться делать всё, что тебе кажется оскорбительным, неприятным или болезненным. Это и называется, мать твою, свобода выбора: уметь говорить «нет». А не молчать, когда тебе оставляют случайный ожог.

Она смотрела на него с постамента, медленно вникая в суть его слов и его радости. От улыбки Элая в груди отчаянно щемило, и уже действительно, хотелось прыгнуть вниз, лишь бы его руки её поймали. И только когда в голове что-то щёлкнуло, она смогла составить единую картину из всех его эмоций и демонстраций её послушания:

— Элай, — потрясённо ахнула она, — Так дело в том… что ты думаешь, будто вчера мне было только неприятно, больно и оскорбительно, но я молчала, подчиняясь твоей воле?

— Разве твои слова это не подтвердили?

Она больше не боялась, а он не пытался закрыться за маской, и его волнение сочной цитрусовой кислинкой играло на языке. Солнечное утро засверкало в разы ярче, принося облегчение хотя бы частичное. Дрожащие от перенапряжения ноги подвели, и Анни без церемоний уселась на холодный мраморный помост, свесив их вниз. Едва сдерживала смех. Только ей, такой жуткой неудачнице, мог достаться господин, которого волнуют чувства фамильяра, домашнего любимца. Найдя его взгляд, тихо призналась через рвущуюся улыбку:

— Мои слова явно вызвали ту самую двусмысленность. Мне… было страшно, не скрою. Я совсем ничего не знаю о такой близости, и более того, не знаю, способно ли моё тело на нечто подобное. Но оно… реагировало на тебя. Очень сильно.

«Всегда это делает, особенно когда ты стоишь передо мной без рубашки», — остатки нелепых признаний Анни предпочла проглотить, стыдливо прикусив губу и покрываясь румянцем.

— Иди сюда, — Элай в несколько шагов подошёл к постаменту и вытянул руки. — Я ловлю.

Даже не думала — плавно скользнула вниз, падая в крепкие объятья. Сейчас они не обожгли, только согрели едва прикрытое бельём тело, но продолжали ощущаться отголоском на талии, когда Элай сразу поставил её на землю. Цитрус сменили спелые ягоды. Нежность. От этого быстро сменяющегося вихря уже кружилась голова. Или скорее от табачного запаха, источаемого смуглой кожей вкупе с еловой терпкостью.

— Послушай, Анни, — вдруг серьёзно свёл брови Элай, доверительно взяв её руки в свои и поймав взгляд. — Если бы меня интересовали приличия или порядки всяких ханжей, я бы сейчас сыграл хорошую комедию. Сказал бы, что мне охрененно жаль, что это была случайность, и я не хотел тебя целовать. Но задница всего этого в том, что я не буду врать — хотел. Хотел так сильно, что чуть не сделал это на глазах половины кабинета министров и собственной семьи. Так что пойми одно: остановить меня может лишь твоё «нет», и я очень надеюсь, что ты в состоянии сказать это сама, не дожидаясь боли и не подчиняясь своему статусу. Ты. Сама. Свободна принимать решения за себя. Ты для себя важней любого приказа, и ты сама это только что доказала.

— Ты всё-таки безумен, — вздохнула Анни, но скрывать глупо: решить за себя самой, прыгать ей вниз головой или оставить кости целыми, было приятно и правильно. Демонстрация вышла предельно наглядной. — Только подумай, что станет новостью на первых страницах газет, если слухи о твоей связи с фамильяром обретут основание. Это скандал. Это против природы. Я вообще не уверена, что моё тело…

— Реагировало так, как отзывается настоящая женщина. Поверь, за сто с лишим лет я слегка набрался опыта, чтобы это почувствовать, — грустно улыбнувшись, Элай невесомо погладил кончиками пальцев её пылающую смущением щёку. — Ещё недавно у меня были вопросы, я не был уверен, что ты можешь испытывать удовольствие такого рода. Но теперь даже не сомневаюсь. А скандалы мне не впервой.

Он мягко приподнял её голову за подбородок, и Анни показалось, что Элай снова хотел её поцеловать. Тело охватил волнительный трепет, губы пересохли в предвкушении. Сладость во рту нарастала, и она не сознавала, что давно тянулась ему навстречу в очевидном желании.

— Так да или нет, Анни? — наклонившись к её уху, прошептал он, и его дыхание жаром унеслось под кожу, мурашками по предплечьям. Запах. Терпкий и пряный, дым и мёд. Чёрные волосы щекотали висок.

— Я не против… попробовать, — через этот дурящий туман пролепетала она, но тут же осознала, что ляпнула, и поправилась, неловко жмурясь: — Кофе. Я хочу попробовать кофе. Если он так же приятен, как остаться с целыми костями.

И как твой поцелуй.

Элай усмехнулся и отодвинулся, выпуская её из рук.

— Тебе понравится. Идём наконец-то завтракать. И Анни…

— Да?

— Мать твою, оденься. Пожалуйста. Я не железный.

***

Едва только они зашли в дом, как из холла громыхнул угрожающий крик:

— Элай! Сюда, блядский выкидыш дракона!