Туннель

В тот же день, под вечер, Этель появилась в мертвом Туннельном городе, чтобы повидаться с Алланом. Ей сказали, что она должна обратиться к мистеру Штрому. Этель уже приготовилась к этому. Она видела Штрома во время процесса. Она одновременно и ненавидела Штрома, и восхищалась им. Она возмущалась его нечеловеческой холодностью и презрением к людям, но восхищалась его мужеством. Теперь он должен столкнуться с Этель Ллойд! Она оделась самым изысканным образом: мех серебристой сибирской лисицы, на шапке – голова и лапы лисицы. Она была убеждена, что ослепит Штрома…

– Я имею честь говорить с мистером Штромом? – начала она вкрадчивым голосом. – Я – Этель Ллойд. Я хотела бы повидаться с мистером Алланом…

У Штрома не дрогнул на лице ни один мускул. На него не произвели никакого впечатления ни ее знаменитое имя, ни сибирская лисица, ни красивый, улыбающийся рот.

Этель почувствовала даже, что ее присутствие смертельно скучно ему…

– Мистер Аллан в туннеле, мисс Ллойд! – сказал он холодно.

Его взгляд и дерзость, с которой он лгал, возмутили Этель; она побледнела от гнева и мгновенно сбросила с себя маску любезности.

– Вы лжете! – возразила Этель с легкой презрительной усмешкой. – Мне только что сказали, что он здесь!

Штром не двинулся с места.

– Я не могу заставить вас верить мне. Прощайте! – ответил он. – Вот и всё…

Этель Ллойд никогда не переживала такого оскорбления. Дрожащая и бледная от бешенства, она крикнула:

– Вы еще вспомните обо мне! До сих пор никто не осмеливался обращаться со мной подобным образом!

Когда-нибудь я, Этель Ллойд, покажу вам на дверь! Слышите?

– Я не буду тогда тратить так много слов, как это делаете вы, мисс Ллойд! – холодно возразил Штром.

Этель взглянула на его мертвенное лицо и на его ледяные глаза. Ей хотелось сказать ему, что он не джентльмен, но она овладела собой и замолчала. Бросив на него презрительный взгляд (ну и взгляд, милосердные боги!), она вышла. Когда она спускалась по лестнице и слезы обиды застилали ей глаза, она думала: «Он тоже сошел с ума, это чудовище! Туннель всех сводит с ума. Стоило пробыть в нем только два года…»

Этель плакала от гнева и разочарования, возвращаясь в Нью-Йорк.

– Я заставлю этого телохранителя Аллана вспомнить Этель Ллойд! – говорила она, улыбаясь злой улыбкой. – Я куплю весь туннель только для того, чтобы иметь возможность выгнать Штрома! Just wait a little![53]

В этот вечер, сидя за обедом со своим отцом, она была бледна и молчалива.

– Подайте соусницу мистеру Ллойду! – приказала она слуге. – Разве вы не видите?

И старый слуга, хорошо знавший смену настроения у Этель, беспрекословно исполнил ее приказание… Ллойд робко смотрел в холодные и властные глаза красивой дочери…

Затруднения никогда не пугали Этель. Она подарила свое внимание Аллану. Она хотела видеть его и говорить с ним и поклялась, что добьется этого во что бы то ни стало. Но ни за что на свете она не хотела обращаться еще раз к Штрому. Она презирала его. Она была убеждена, что и без этого Штрома, который не был джентльменом, она достигнет своей цели…

В следующие вечера старый Ллойд принужден был обедать без дочери. Этель испросила заранее прощение у отца. Она уезжала ежедневно в четыре часа в Туннельный город и возвращалась домой в половине одиннадцатого, с вечерним поездом. От шести до девяти часов вечера в наемном автомобиле, заказанном ею из Нью-Йорка, она ждала в десяти шагах от главного входа в здание конторы, Закутавшись в меха, сидела она, дрожа от холода, взволнованная приключением и в то же время пристыженная ролью, которую взяла на себя, и смотрела сквозь замерзшие стекла, согревая их время от времени дыханием. Несмотря на несколько дуговых фонарей, разрывавших ночь ярким светом, в «городе Мака» было темно, и только тускло мерцала сеть расходившихся в разные стороны рельсов.

Как только раздавались шаги, Этель приникала к окну, и сердце ее стучало…

На третий вечер она в первый раз увидела Аллана. Он проходил с кем-то по насыпи, и Этель тотчас же узнала его по походке. А спутником Аллана был Штром… Этель проклинала его! Они оба прошли совсем близко от ее автомобиля, и Штром повернул голову и взглянул на блестящее замерзающее окно. Этель подумала, что он догадался, кто сидит в автомобиле, и боялась, что он укажет Аллану на экипаж. Но Штром прошел мимо, не проронив ни слова.

Через несколько дней после этого Аллан возвратился из туннеля в семь часов. Он соскочил с медленно двигавшегося поезда и не спеша прошел через рельсы. Чем ближе подходил он к дому, тем медленнее и задумчивее шел. Когда он был уже у входа в здание конторы, Этель открыла дверцу экипажа и окликнула его.

Аллан на мгновение остановился и оглянулся. Затем сделал вид, что хочет продолжать свой путь.

– Аллан! – еще раз позвала Этель и поспешила вый ти из экипажа.

Аллан повернулся к ней, стараясь рассмотреть ее через вуаль.

На нем было широкое коричневое пальто, кашне и высокие сапоги, испачканные грязью. Лицо – худое и суровое. С минуту они молча смотрели друг на друга.

– Этель Ллойд? – спросил Аллан медленно, глухим, равнодушным тоном.