Туннель

На ферме Вандерштифта Аллан получил от Этель Ллойд телеграмму: «My dear, мистер Аллан! Папа приглашает вас в наше имение Тертль Ривер в Манитобе. Вы можете прожить там столько времени, сколько хотите. Папа будет очень рад иметь вас своим гостем. Вы можете там ловить форелей и кататься верхом на хороших лошадях. В особенности рекомендую вам Тэдди. Мы приедем к вам летом. Нью-Йорк становится спокойнее. Well, I hope you have a good time. Yours truly Ethel Lloyd[51]».

В Канаде Аллан наконец обрел спокойствие. Никто не знал, где он находится. Он исчез. Некоторые из газет, пробавлявшиеся сенсационными известиями, напечатали, что он покончил с собой. Разумеется, эта новость произвела впечатление: «Туннель поглотил Аллана…»

Но те, с кем он был близок, предсказывали, что Аллан снова вынырнет. И действительно, он вернулся в Нью-Йорк раньше, чем ожидали…

Банкротство синдиката повлекло за собой еще много других банкротств.

Общее финансовое положение было так плохо, что вряд ли могло быть хуже. Такого тяжелого и печального времени не было уже около ста лет… Стачка начала ослабевать, но торговля и промышленность всё еще были парализованы. Последствия кризиса отразились даже на Аляске, в Байкальских горах и в лесах Конго. На Миссури, Миссисипи, на Амазонке, Волге и Конго стояли без движения целые флотилии торговых судов.

Ночлежные приюты были набиты битком, большие города – переполнены нищими. Повсюду горе, голод и нужда!..

Было бы, однако, нелепо винить во всем этом Аллана. Всякого рода экономические кризисы содействовали этому. Но газеты продолжали упорно обвинять только Аллана. Они ежедневно повторяли на все лады, что Аллан выманил фальшивыми обещаниями деньги у народа. Семь лет прошло, а закончена едва одна треть туннеля. Никогда он сам не предполагал, что может закончить постройку в пятнадцать лет, он бесстыдно лгал народу!..

Наконец, в середине февраля появилось в газетах объявление, что Мак Аллан, строитель Атлантического туннеля, привлекается к судебной ответственности за злоупотребление общественным доверием.

Через три дня после этого весь Нью-Йорк был потрясен еще более сенсационным известием: «Мак Аллан в Нью-Йорке. Он сам отдался в руки правосудия!..»

Конкурсное управление синдиката предложило внести за Аллана огромный залог. То же самое сделал Ллойд. Но Аллан отклонил оба предложения. Он остался в подследственной тюрьме на улице Франклина. Там он ежедневно принимал Штрома, которому было передано управление туннелем, и совещался с ним. Штром ни одним словом, ни одним жестом не выразил своего сожаления, что Аллан очутился в таком неприятном положении, и ничем не выразил своей радости, что снова увиделся с ним. Он только докладывал ему – и больше ничего…

Аллан усиленно работал, и время не тянулось для него слишком медленно. В его мозгу накапливалась энергия, которая позже должна была превратиться в мускульную силу. Во время своего заключения он работал над новым методом прокладки одноштольного туннеля при его продолжении. Кроме Штрома, он принимал лишь своих защитников. Больше никого! Этель Ллойд один раз пришла навестить его, но он ее не принял…

Процесс Аллана начался 3 апреля. Уже за несколько недель перед этим все места в зале были распределены. Посредникам, добывавшим билеты для входа, в зал, платили бешеные деньги.

В особенности дамы добивались возможности попасть в зал: они хотели видеть, как будет держать себя Этель Ллойд!..

Председателем суда был один из самых страшных судей Нью-Йорка, доктор Сеймур. Защищали Мак Аллана четыре самых знаменитых в Соединенных Штатах адвоката: Бойер, Винзор, Коген и Смит.

Процесс продолжался три недели, и три недели Америка пребывала в сильнейшем волнении и напряжении. На суде разбиралась подробнейшим образом вся история синдиката, его финансовая организация, строительство туннеля, его управление. Подробно излагались разные несчастные случаи и октябрьская катастрофа. Дамы, дремавшие за чтением лучших произведений литературы, теперь со вниманием слушали такие подробности, которые могли быть понятны только специалистам.

Этель Ллойд не пропустила ни одного часа, сидя неподвижно на своем месте и внимательно слушая.

Появление Аллана в зале суда вызвало сенсацию, соединенную с некоторым разочарованием. Все ожидали увидеть человека, сраженного ударами судьбы, которому можно было бы подарить сострадание. Но, подумайте, Аллан остался таким же, каким был раньше: здоровый, с медно-красными волосами, широкоплечий, – и так же, как и раньше, он слушал всё, казалось, рассеянно и равнодушно! Речь его была, как и прежде, медленна и немногословна, и говорил он всё на том же западноамериканском наречии, которое иногда вызывало в памяти мальчика-конюха из шахты «Дядя Том»…

Сильное впечатление произвел Гобби, вызванный в качестве свидетеля. Его блуждающий взгляд, беспомощность, его слабый голос…

Неужели этот старик – тот самый Гобби, который проехал на слоне по Бродвею?..