Этель смутилась. Она с трудом узнала его голос. Она не решалась поднять вуаль, чувствуя, что краснеет.
– Да, – сказала она нерешительно, – это я! – И приподняла вуаль.
Аллан посмотрел на нее серьезными светлыми глазами.
– Что вы здесь делаете? – спросил он.
Но Этель уже овладела собой. Она поняла, что ее дело будет проиграно, если она в эту секунду не найдет верного тона. И она инстинктивно нашла его. Весело и искренне рассмеялась она, как ребенок:
– Недостает, чтобы вы меня выбранили за это! Мне надо поговорить с вами, а так как вы никого к себе не пускаете, то я целых два часа прождала вас здесь, в этом экипаже.
Выражение глаз Аллана не изменилось, но голос его зазвучал дружелюбнее, когда он пригласил ее войти.
Этель вздохнула с облегчением. Опасный момент миновал. Она почувствовала себя веселой и счастливой, когда вошла в лифт.
– Я вам написала, Аллан! – сказала она, улыбаясь.
Аллан не глядел на нее.
– Да-да, я знаю, – сказал он рассеянно, не поднимая глаз. – Но, откровенно говоря, я тогда…
И Аллан пробормотал что-то, чего она не поняла, В этот момент лифт остановился. Леон отворил дверь квартиры Аллана. Этель обрадовалась и удивилась, увидев Леона.
– Ах, это наш старый Леон! – воскликнула она и протянула тощему китайцу руку, точно давнишнему доброму знакомому. – Как поживаете, Леон?
– Благодарю вас! – прошептал едва слышно смущенный Леон и низко поклонился.
Аллан попросил у Этель извинения, что он оставит ее на минуту, и Леон провел ее в большую, хорошо натопленную комнату и сейчас же вышел. Этель расстегнула пальто и сняла перчатки. Комната производила унылое впечатление. Мебель была безвкусна, окна без занавесок, в черных четырехугольниках окон блестели звезды…
Снова вошел китаец с чаем и поджаренным хлебом. Вслед за ним появился и Аллан. Он переоделся, и на нем уже не было высоких сапог.
– Я к вашим услугам, мисс Ллойд! – сказал он спокойно и серьезно, садясь в кресло. – Как здоровье вашего отца?
И Этель увидела по его лицу, что она нисколько не нужна ему.
– Папа здоров, благодарю! – отвечала Этель рассеянно.
Теперь она могла хорошо рассмотреть Аллана. Он сильно поседел, и обострившиеся черты лица были неподвижны; в них застыли глухое упорство и горечь. Глаза были холодны, безжизненны и не позволяли ее взгляду проникать в них…
Этель предполагала завести с ним вначале какой-нибудь незначительный разговор, чтобы дать ему время освоиться с ее посещением. Она даже хотела пожаловаться на Штрома, но когда увидела Аллана таким изменившимся, таким чуждым всему окружающему, то вся поддалась вдруг своему бессознательному порыву. Сердце ей подсказало, что есть только одна возможность овладеть Алланом и удержать его.
И она заговорила с ним сердечным и задушевным тоном, как будто они раньше были самыми близкими друзьями.
– Аллан, – сказала она, смотря на него сияющим взглядом своих голубых глаз и протягивая ему руку, – вы и представить себе не можете, как я рада вас видеть!
Она с трудом скрывала свое волнение. Аллан подал ей свою огрубевшую, жесткую руку. Он слабо улыбнулся ей. В его глазах засветилось легкое презрение к такого рода женскому сочувствию.
Этель это не беспокоило. Она больше не робела перед ним.
Взглянув на Аллана, она покачала головой.
– У вас нехороший вид, Аллан! – продолжала она. – Жизнь, которую вы ведете, не годится для вас. Я понимаю, что на некоторое время вам нужен был отдых и уединение, но долго вы не можете так жить! Не сердитесь, что я говорю вам это. Вам нужна работа, вам недостает туннеля…
Она поняла верно. Она коснулась самого больного места у Аллана. Он сидел и смотрел на Этель. Он не возразил на ее замечание ни одним словом и не сделал ни малейшей попытки прервать ее. Она говорила так быстро, что вообще было невозможно вставить в ее речь хоть одно слово. Она упрекала его за то, что он совершенно отстранился от всех своих друзей, что он похоронил себя в этом мертвом городе, она рассказала ему о своем столкновении со Штромом, говорила о Ллойде, об общих знакомых и то и дело возвращалась к туннелю. Кто, кроме него, может закончить постройку туннеля? Кому общество может доверить эту задачу? Наконец, помимо всего, она должна откровенно сказать ему: он погибнет, если теперь же не примется опять за работу…
Серые глаза Аллана потемнели. Сколько горечи, разочарования, потерянных надежд подняли в нем слова Этель!
– Зачем вы всё это говорите мне? – спросил он, и Этель поймала его недовольный взгляд.
– Да, я не имею права говорить вам об этом. Я хорошо это знаю, – ответила она. – Разве только по праву друга или знакомой… Но я говорю вам потому… – Этель не могла придумать никакой причины и не докончила фразы. – Я только упрекаю вас за то, что вы погребли себя в этой ужасной комнате, вместо того чтобы перевернуть небо и землю и закончить туннель!..
Аллан задумчиво покачал головой и покорно улыбнулся.
– Я не понимаю вас, мисс Ллойд! – сказал он. – Я действительно перевернул небо и землю и теперь ежедневно делаю всё, что могу. Но пока нельзя и думать о возобновлении работ…
– Почему?
Аллан взглянул на нее с удивлением.