Туннель

Аллан пробыл в «аду» три смены, а потом влез на платформу, нагруженную камнем, и поехал назад с Гарриманом и Гобби. И тот и другой, совершенно измученные, тотчас же заснули. Аллан, хотя он тоже спал, чувствовал каждую остановку поезда на всем длинном пути в четыреста километров. В одном месте, когда поезд остановился, послышались возгласы и заблестел красный свет. Аллан очнулся и различил темные фигуры, перелезавшие через него.

– Это Мак! Не наступи на него!..

Наконец Аллан забылся глубоким сном. Он проснулся, когда яркий, беспощадный свет дня, как блестящий нож, резанул ему глаза.

Поезд остановился у станционного здания, и «город Мака» вздохнул свободно: «страшный суд» миновал благополучно.

Инженеры тотчас же отправились в купальню. Гобби лениво лежал в бассейне и курил папиросу. Гарриман фыркал, как бегемот.

– Придешь к завтраку, Гобби? – спросил Аллан. – Мод уже, вероятно, встала. Теперь семь часов.

– Мне надо выспаться, – отвечал Гобби. – Ночью ведь я опять должен быть в туннеле. Но я приду к ужину.

– Жаль. Меня тогда не будет.

– Нью-Йорк?

– Нет, Буффало. Мы испытываем одну новую бурильную машину, изобретенную Толстым Мюллером.

Гобби, однако, не очень интересовался этим изобретением, а заговорил о Толстом Мюллере.

– Пенльдтон написал мне вчера из Азоры, Мак, – сказал он сонным голосом, – что Мюллер страшно пьет.

– Немцы все пьют, как быки, – заметил Аллан небрежно, отмывая щеткой ногти.

– Пенльдтон пишет, что он устраивает попойки у себя в саду, на которых все напиваются так, что сваливаются под стол…

Мимо них прошел маленький японец. Он был уже вымыт, вычищен. Он проработал две смены в туннеле. Он вежливо поклонился им.

Гобби приоткрыл один глаз.

– Good morning, Jap![27] – крикнул он.

– Славный, умный парень, – сказал про него Аллан, когда японец вышел и запер за собой дверь.

Через двадцать четыре часа этот «славный парень» был мертв…

2

На следующее утро, около четырех часов, произошла катастрофа.

Место, где бурильная машина просверливала в это ужасное 10 октября скалу, находилось на расстоянии четырехсот двадцати километров от устья туннеля. В тридцати километрах позади работала бурильная машина в параллельной штольне.

Скала была только что взорвана. Прожектор, которым управлял маленький японец, освещал ярким белым светом катившиеся камни и полунагих людей, быстро расчищавших дымившуюся груду щебня. И вдруг в это мгновение один из рабочих вытянул вперед руки, другой упал на него, а третий внезапно провалился куда-то. Дымящаяся груда щебня с невероятной быстротой покатилась вперед, засыпая людей, точно снежная лавина. Неистовый шум, производимый работами, сразу потонул в глухом рокоте такой силы, что человеческое ухо не в состоянии было его вынести. Маленький японец внезапно провалился. Наступила черная ночь. Никто из всех этих людей, работавших в «аду», не мог ничего расслышать. Чудовищная бурильная машина (которую двигала вперед сила двух локомотивов курьерского поезда) была внезапно приподнята с рельсов, как жестяная игрушка, отброшена к стене и раздавлена. Человеческие тела полетели в воздух, точно снаряды, среди града камней. Железные тачки и дрезины были сдвинуты и превращены в бесформенные комья; лес столбов и подпорок затрещал и обрушился вместе с падающими камнями, похоронив всё под собой…

Всё это совершилось в несколько секунд. Через мгновение в этом месте уже наступила мертвая тишина, а раскаты взрыва гремели вдали…

Взрыв произвел разрушения на протяжении двадцати пяти километров, но грохот слышался на расстоянии восьмидесяти километров, как будто океан ворвался в штольню! А дальше страшная, жуткая тишина! Только неслись облака пыли и дыма. Туннель горел!..

Из этого дыма вынырнули поезда, увешанные гроздьями перепуганных людей. Потом из темноты выбежали какие-то призрачные тени, и больше никто уже не появлялся…

Катастрофа произошла, к несчастью, как раз во время смены, и на пространстве двух километров в эту минуту собрались две тысячи пятьсот человек. Более половины их в одну секунду были засыпаны камнями и раздавлены, но никто не слыхал ни одного крика…

Но затем, когда грохот взрыва затих вдали, гнетущую тишину штольни, погруженной во мрак, прорезали отчаянные вопли, проклятия, безумный смех, звериный рев… Во всех углах что-то зашевелилось, послышался треск, скрипение. Тьма была беспросветная. Пыль продолжала падать, точно густой дождь пепла…

Одна балка зашевелилась, и из-под нее вылез, задыхаясь, человек и упал на груду камней.

– Где вы? – крикнул он. – Отвечайте, ради бога!

Он несколько раз повторил этот возглас, но в ответ раздавались только дикие крики, вопли и стоны. Однако он продолжал кричать всё громче от ужаса и боли. Голос его становился всё пронзительнее и безумнее.