Ничего нельзя было расслышать в этом адском шуме, и все приказания отдавались оптическими сигналами. Гигантские прожекторы бросали яркий свет, то белый, то кроваво-красный, в хаос обливающихся потом и копошащихся человеческих тел, падающих камней, на которые были похожи и человеческие тела, на облака пыли. А посреди этого хаоса катилось, дрожа, серое, покрытое пылью огромное чудовище, напоминавшее чудовищ первобытных времен, ворочавшихся в пыли, – бурильная машина Аллана. Она походила на гигантскую панцирную каракатицу, в брюхе которой были кабель и электромоторы, в черепе – голые человеческие тела, а хвостом служили провода и проволоки, тянувшиеся за ней. Чудовище сотрясалось, как бы охваченное первобытною яростью, и с наслаждением, рыча и завывая, въедалось в камень. Его щупальцами и губами были буры с наконечниками из алланита, пустые внутри и постоянно охлаждаемые водой. А через эти полые трубы чудовище извергало в проделанные в камне отверстия взрывчатое вещество. Меняя свой цвет, как морская каракатица, чудовище отодвигалось назад, окутанное красноватым туманом, и затем снова ползло вперед. Вперед и назад, день и ночь, весь год без остановки!..
Как только цвет чудовища изменялся и оно отодвигалось назад, толпа рабочих быстро взбиралась по скалистой стене, скручивала проволоки, висящие из отверстий, и, точно гонимая ужасом, тотчас же бросалась назад. Раздавались взрыв и грохот. Разрушенная скала бросалась с угрозами за бегущими, но дождь из камней обрушивался на панцирные щиты машины. Поднимались облака пыли, освещенные красным сиянием. Внезапно всё освещал ослепительно-белый свет, и толпы полуголых людей устремлялись в облака пыли и выбрасывали еще дымящуюся кучу обломков прямо в гигантскую пасть чудовища. Оно перемалывало всё своими страшными челюстями и выводило через заднее отверстие наружу в виде бесконечного потока камней…
Сотни черных чертей, обливавшихся потом, старавшихся сохранить равновесие на катящихся камнях, тянули цепи, кричали, быстро разгребали камень. Скорей, скорей убрать обломки с пути чудовища! Повсюду у его покрытого грязью серого тела копошились человечки. Они проделывали отверстия в скалах сверху, по бокам, внизу, чтобы их можно было во всякое время наполнить патронами и взорвать.
Адская, лихорадочная работа кипела вокруг машины, и такой же грохот раздавался позади нее, откуда вытекал бесконечный поток камней. Камни надо было убирать, чтобы машина могла немедленно отодвинуться на двести метров назад, и ждать взрыва.
Как только камень начинал сыпаться из брюха машины на вечно движущуюся заднюю решетку, на нее прыгали самые сильные рабочие, опоясывали цепями такие обломки скалы, поднять которые было возможно без особых приспособлений, и прикрепляли цепи к кранам, и краны поднимали камни.
И вечно движущаяся решетка позади машины, пожиравшей камень, просеивала каменные обломки, которые с треском сыпались в низкие железные тележки, похожие на тачки углекопов. Тачки этой бесконечной вереницей переводились с помощью соединительного пути, делающего полукруг, с левого пути на правый и задерживались под решеткой столько времени, сколько нужно было, чтобы забрать обломки скал. Нагруженные тачки увозились электрическим маленьким локомотивом. Группы людей с бледными лицами, с кашей из грязи на губах, возились около решетки и тележек, откатывали камни, рыли, работали лопатами и кричали. Яркий свет прожекторов безжалостно освещал их, в то время как воздух вентиляторов свистел вокруг них, как ураган.
Работа с бурильной машиной была крайне тяжелой, и ежедневно оказывались раненые, а часто и убитые.
Через четыре часа такого остервенения наступала смена. Совершенно истомленные, сварившиеся в собственном поту, бледные и почти терявшие сознание от сердечной слабости, люди падали на мокрые камни вагона и мгновенно засыпали, чтобы проснуться только на следующий день.
Сотни рабочих убегали из «ада», многие погибали после непродолжительной работы. Но всегда на их место являлись новые!
2
Маленькие подземные локомотивы перевозили нагруженные тачки по туннелю до того места, где стояли большие вагоны. Тачки поднимались кранами, и содержимое их высыпалось в вагоны. Когда все вагоны были нагружены, поезд отправлялся, а на его место приходил новый, с материалом и людьми. В течение часа приходило и уходило двенадцать, а иногда и больше поездов.
К концу второго года американские штольни продвинулись уже на девяносто пять километров вперед, и на всем этом огромном пространстве не прекращалась эта спешная работа. Аллан требовал всё большего и большего напряжения – ежедневно, ежечасно. Без церемонии увольнял он инженеров, которые не могли дать требуемого числа кубических метров в сутки, безжалостно рассчитывал ослабевших рабочих.
Там, где проезжали железные тачки, рабочие заняты были укреплением стен туннеля. Техники прокладывали электрические кабели и трубы для воды и накачивания воздуха. У поездов суетились рабочие, разгружавшие их.