– Слушай, Мод, ведь я же не виноват, что инженер Шлоссер испортил нам последнее воскресенье! Ведь он приехал со своей станции и не мог остаться больше двух дней.
– Это так… пусть… Но вчера… вчера был день рождения Эдит!.. Я ждала… я думала…
– День рождения Эдит? – растерянно повторил Мак.
– Да. Ты об этом забыл!
Мак стоял сконфуженный и смущенно говорил:
– Не понимаю, как я мог… Еще третьего дня я думал об этом! – Помолчав немного, он прибавил: – Слушай, дорогая, у меня теперь в голове сколько дел… Но ведь это только до тех пор, пока всё будет налажено…
Мод вскочила, заливаясь слезами, вся красная от волнения, и топнула ногой.
– Всегда то же самое! – крикнула она. – Я слышу это уже много месяцев! О, что это за жизнь!
Она упала в кресло и, уткнувшись лицом в платок, снова разрыдалась. Мак стоял около нее, красный и смущенный, как школьник. Никогда он не видел Мод в таком состоянии.
– Ну, послушай, Мод! – начал он. – Работы у меня столько, что я едва могу справиться с нею теперь. Но потом будет лучше…
И он стал просить ее быть терпеливее, развлекаться, посещать театры, концерты.
– О, я всё это испытала! Скучно!.. И всё ждать и ждать!..
Мак качал головой и беспомощно смотрел на Мод.
– Что же мне с тобой делать, девочка? – тихо спросил он. – Может быть, ты съездила бы на несколько недель к себе, в Беркшайр?
Мод подняла на него заплаканные глаза.
– Ты от меня хочешь избавиться, отослать меня?
– Ах, нет, нет! Я хочу устроить тебя так, чтобы тебе было лучше, дорогая моя! Мне тебя жаль… Так жаль…
– Я не хочу, чтобы ты жалел меня, не хочу!.. – И она снова зарыдала.
Мак усадил ее к себе на колени, ласкал и старался успокоить обещаниями.
– Завтра вечером я приеду в Бронкс, – сказал он в заключение, точно этим всё приводилось в порядок.
– Хорошо, – сказала Мод, вытирая распухшее от слез лицо, – но если ты приедешь позже половины девятого, то я разведусь с тобой! – Она густо покраснела, когда произнесла эту фразу. – Я часто думала об этом, да, Мак!.. Не смейся! Так нельзя обращаться с женой… – Она обняла его и, прижавшись горячей щекой к его смуглому лицу, прошептала: – О, я так люблю тебя, Мак, так люблю!..
Ее глаза блестели, когда она спускалась в лифте с тридцать второго этажа. Она чувствовала себя спокойнее, и на сердце у нее было тепло, но она стыдилась немного своего поведения. Она вспоминала смущение Мака, его беспомощный, огорченный вид и скрытое изумление, что она так мало понимает, как необходима вся эта работа.
«Ах, я глупая гусыня! – бранила она себя. – Ну что Мак будет думать обо мне? Что у меня нет ни терпения, ни мужества, ни понимания? И как глупо было лгать ему, что я часто думаю о разводе!..»
Эта мысль лишь в то мгновение пришла ей в голову.
– Да, я вела себя как настоящая гусыня, – проговорила она вполголоса, когда садилась в экипаж, и тихонько засмеялась, чтобы прогнать неловкость, которую ощущала, вспоминая свое поведение.
Мак приказал Леону «вышвырнуть» себя из конторы ровно в три четверти восьмого. Тотчас же побежал он в магазин, накупил подарков для Эдит и Мод без долгого выбора, потому что он ничего не смыслил в такого рода вещах.
«Мод права», – думал он, когда мчался на автомобиле по длинной и прямой, как шнур, Лексингтон-авеню, простирающейся на шесть миль. Он размышлял о том, как устроить в будущем дела так, чтобы ему можно было больше времени посвящать семье, но ничего не мог придумать. Работы становилось с каждым днем всё больше и больше…
«Что же мне делать? – думал он. – Если бы я мог заменить кем-нибудь Шлоссера! Он такой несамостоятельный!..»
Вдруг он вспомнил, что у него в кармане несколько важных писем. Он перечитал их, поставил свою подпись и велел остановиться у почтового отделения, чтобы бросить письма. Было двадцать минут девятого.
– Поезжай по Бостонской дороге, Анди! – сказал он шоферу. – Дай полный ход! Только не задави никого!..
Автомобиль полетел по дороге. Мак положил ноги на сиденье и, закурив сигару, утомленно закрыл глаза. Он уже начал дремать, когда автомобиль вдруг сразу остановился. Дом был ярко освещен.
Мод, как девочка, сбежала с лестницы и бросилась на шею Маку.
– О, какая я глупая, Мак! – воскликнула она, не стесняясь шофера. – Теперь я буду терпеливее и никогда больше не буду жаловаться! Клянусь тебе, Мак!
6
Мод сдержала слово, но это далось ей нелегко. Она не жаловалась больше, когда Мак не появлялся в воскресенье или же привозил с собой столько работы, что едва мог посвятить жене несколько минут. Она знала, что Мак взял на себя такой труд, который был не под силу обыкновенному человеку. Она не должна увеличивать его бремя. Наоборот, она должна постараться скрасить ему, насколько это возможно, те немногие часы отдыха, которые он оставлял себе. Поэтому она стремилась быть всегда веселой в его присутствии, хотя перед этим по целым дням тосковала. И, странно, Мак никогда не спрашивал ее ни о чем, и ему в голову не приходило, что она может страдать…