Цветные рассказы. Том 1

– Скажете тоже. Я на «телеграфиста» не тяну. Тот готов был жизнь отдать ради княгини Веры Николаевны. Да и отдал, в конце концов. Что вы, бабулечка, я же нормальный человек. У меня своя жизнь. А Леночку я действительно очень люблю. Скучаю без нее. Вряд ли она когда-нибудь ответит мне взаимностью. Тем более – замуж вышла… Надеюсь – по любви. А цветы ношу… не то что по инерции… Хочется… в охотку мне. Может, и ей приятно… Хотя я, наверное, немного похож на телеграфиста. Я ведь Леночке тоже гранатовый браслет подарил. Года два года назад, наверное. Наследства у меня нет, так я на пластиковый браслет зернышки граната наклеил. Когда-то выглядело очень недурно – здорово получилось.

– Да, знаю я, видела его. Он и сейчас у нас лежит. Кстати, Леночка просила вернуть тебе браслет, – Мария Михайловна вернулась в квартиру и вынесла браслет – грустное зрелище, зернышки граната высохли и сжались.

– Чего это она решила вернуть? Конечно, он никакой ценности не представляет – жалкий вид.

– Она сказала – не надо больше ничего. И цветов не надо. В общем, она просила больше цветов не приносить. Не нужно ей, и муж может неправильно понять.

– От вас, бабуленька, я такого поручения никак принять не могу. Пусть мне сама Елена Витальевна об этом скажет. Можно воспользоваться телефоном?

– Заходи, милок, звони, телефон в прихожей. Я здесь постою, чтобы тебя не смущать.

Через некоторое время Нарик вышел из квартиры. Выглядел огорченным и обескураженным.

– Да, Леночка сказала… Не надо больше цветов, и лучше, если я совсем не буду появляться. Что это выглядит неуместным. И муж ее недоволен. Что, если я хочу ее спокойствия… И браслет, бывший гранатовый… Да, нет, бабулечка, чай, конечно, у вас вкусный, я знаю. И от души… Предпочитаю отказаться. Пойду я, пожалуй. Мне на работу надо. В ВТО я работаю, бабулечка… Кто, кто… Скромный клерк. Правда, у меня кабинет есть, совсем небольшой. Без окна даже… Ну, мне пора. Да нет, бабулечка, какие обиды? Здоровья вам, Леночке большой привет. Я буду за всех вас молиться. И вы вспоминайте хоть иногда… Нарика – «барабанные палочки».

Леонард возвращался на работу. «Вот оно. Окончательный от ворот поворот. Правда, и раньше было тоже вполне однозначно. Вполне – не вполне… более или менее однозначно».

Два момента в его жизни отпечатались наиболее отчетливо в памяти. Два самых ярких момента, которых он никогда не сможет забыть.

Нарику – четыре года. Он живет с мамой и бабушкой. Бабушка – старенькая, была когда-то смолянкой. Знает четыре языка. Но об этом в семье не принято говорить. Мама Вера – милая, интеллигентная женщина. Преподает фортепьяно в детской музыкальной школе. Платят мало, на жизнь не хватает. Мама – высокая, стройная, подтянутая. Рано утром, до занятий в школе едет на велосипеде в Московский район, подрабатывает в каком-то НИИ уборкой помещений. А где наш папа, мама Вера? Нарик уже знает, что папу зовут Вацлав Домбровский. Мама отвечает довольно уклончиво. Нет уже, нет больше нашего папы, Лёнечка. Он вернется? Нет, мой дорогой, он там, откуда не возвращаются. Никогда – ни мама, ни бабушка – не рассказывали о том месте, откуда не возвращаются, и об отце ничего определенного не говорили.

Старались никому не говорить. Нарик без объяснения прочувствовал важность этого принятого в семье умолчания. Но ребенку, тем не менее, дали отчество и фамилию по отцу. Когда мальчик подрос, он понял – тоже без объяснения – отца переместили в другое, неизвестное обычным людям измерение, в таинственных и грозных коридорах которого он и пропал безвозвратно. Может, сыграли какую-то роль в этом польские корни отца? – это неизвестно. Да и неважно. Теперь уже неважно.

Нарику впервые разрешили самому, без бабушки и мамы, выйти погулять во двор. Зима, пушистый снег. Мальчишки играют в снежки. Вот он бросил в кого-то снежок и наутек. Как смешно, как весело! «Не догоните, не догоните!», – неожиданно Нарик запнулся и упал с размаху в белое пушистое одеяло. Что-то накатило. Крик комом застрял в горле. Неужели это все? Кругом тишина. Его несет куда-то по длинному тоннелю, бросая на поворотах. Где-то совсем далеко слышен мамин крик: «Лёнечка, Лёнечка, не умирай!». И в этот момент… будто свет отключили.

Потом, когда подрос, узнал: мама выскочила в шлепанцах на босу ногу, в домашнем халате, некогда ждать скорую, прижала к себе ребенка – и бегом, бегом в больницу. «Люди добрые, он уже посинел, спасите моего мальчика!».

А Нарик уже куда-то снова летел, какие-то добрые дяди и тети заглядывали ему в глаза, улыбались, передавали из рук в руки, вокруг становилось все светлее. Вдруг из темноты высунулась чья-то рука, схватила за пятку… и выдернула Нарика обратно. Очнулся в кровати. Дышать было тяжело. Какие-то трубочки в носу и во рту, не пошевелиться, потому что весь перебинтован. Вера успела, но еще немного… и было бы поздно. Оказалось, что у малыша врожденный порок сердца. Операцию сделали хорошо, но новое сердце не поставишь. Вот он – шрам от операции на худенькой груди.