Он вспомнил, как в компании друзей развлекался тем, что пристраивался сзади к какому-нибудь задумчивому прохожему или к спешащей по делам девушке, и шел шаг в шаг, почти вплотную, потом к ним пристраивался еще кто-то и так – вся компания. Когда прохожий останавливался и оглядывался, процессия мгновенно рассыпалась. Разыгрываемый не понимал, почему это все вокруг смотрят на него и смеются. Прошло время милых студенческих шуток. Сейчас это уже неуместно. Прошло время безоглядного поклонения идеалу юных лет. Кто тебе эта Леночка? Чужой человек, в лучшем случае – приятельница. Откровенно говоря, он не очень расстроился. Вернее – как человек, любящий порядок и определенность во всем, он расстроился оттого, что не очень расстроился.
Рабочий день Леонарда прошел в обычных хлопотах – звонки, отчеты в Министерство культуры, в обком, документы, посетители. Все, день закончен. Свою норму закупоренных бутылок я выполнил. Не помню, как там у Джека Лондона – пять тысяч закупоренных или раскупоренных бутылок в день? Теперь пусть работают другие. Флаг им в руки. Он вышел на Невский и медленно побрел в Домжур, благо это совсем рядом. По пути заметил девочку лет двенадцати. Коротко подстриженные пепельные волосы по бокам закрывают уши, а спереди откинуты назад, открывая высокий лоб. Девочка шла быстрым, энергичным шагом, размахивая руками, будто маршируя под музыку. И взгляд… Взгляд всезнайки. Казалось, что она успевает заметить и пересчитать всех прохожих на Невском, о каждом сделать умозаключение и каждому вынести свой приговор. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Как же ей наскучил этот неумный и суетливый народец, шаркающий ногами по тротуару Невской перспективы. Сами-то вы знаете, куда вы все идете? Ее взгляд на мгновение остановился на чуть сутуловатой фигуре Леонарда – и этот туда же. Юная леди непроизвольно зевнула. Зевнула, как и подобает настоящей леди, не размыкая губ, но скрыть зевок ей не вполне удалось, выдали дрогнувшие крылышки аккуратного носика.
Леонард зашел в Дом журналиста. Ему хотелось посидеть, успокоиться, без спешки поразмышлять о событиях дня. Все-таки важный момент в жизни. Давно ожидаемый, но все-таки… Ожидаемый, а все равно неожиданный. Це дило треба разжуваты… Ха, здесь Шитикова.
Вот это действительно неожиданность. Что ты здесь делаешь, прелестное дитя? Он подсел к актрисе. Откуда ты взялась, Маринка? Мы все тебя потеряли, очень рад тебя видеть. Чудесно выглядишь, просто красавица! Девушка, принесите мне чай, какие-нибудь соленые орешки и печенюшки с крекерами. Как здоровье? Очень хорошо, рад за тебя. Думаешь работать? Да какие у тебя могут быть проблемы? Любой театр будет рад тебя пригласить. Пока подыскиваешь место, делай моноспектакли. Тебе все по зубам. От Шекспира до Цветаевой. Я помогу: директор Ленконцерта – мой соученик и хороший приятель. Уверен, он заинтересуется, Шитикова – это имя, никто о тебе не забыл. И с Шаргородским переговори. Да-да, Георгий Яковлевич снова в Ленинграде. В свободном полете. Организует антрепризы[39]. Снимает балет, сделал отличный фильм-концерт. Думаю, он с удовольствием поработает с тобой, поставит моноспектакль, например. Может, и не один.
Не успел Леонард выпить чашку чая, как в зале ресторана появился стройный элегантный мужчина в возрасте между сорока и пятьюдесятью. Очень живой, приветливый. Аккуратная стрижка, хорошо уложенные черные волосы без единого намека на седину. Лицо с запавшими щеками. На первый взгляд такой же худощавый как Леонард, но в его худобе скрывалось нечто совершенно противоположное – Леонарда скорее можно было бы назвать худосочным. Бросались в глаза быстрые точные движения этого мужчины, веселый цепкий взгляд и легкая улыбка, которая, казалось, в любой момент готова сорваться с его губ.
Следом за ним вошла та самая девочка, которую Леонард заметил на Невском. Она быстро оценила обстановку и выбрала столик, за который она и уселась со своим спутником, – довольно-таки удачно, по мнению Леонарда, так как столик оказался как раз напротив него, метрах в трех-четырех. Девочка, судя по всему, была ужасной непоседой. Она несколько раз подряд отодвигала свой стул от стола и снова придвигала, не сводя внимательных глаз со своего спутника, по-видимому, отца. Закрыла лицо газетой, потом долго ее складывала, съехала со стула вниз под стол, опираясь затылком на сиденье стула. Отец – будем считать, что это был отец – наблюдал все ее выходки благосклонно, не выказывая ни тени недовольства. К тому времени, когда им принесли чай, девочка успела заметить, что Леонард внимательно разглядывает ее компанию. Она ответила ему знакомым пристальным, оценивающим взглядом и неожиданно на мгновение одарила ослепительной улыбкой.