Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

Тело покойного, облачённое в парадные одежды римских царей, уложили на золотое ложе и на триумфальной колеснице провезли по Италии. Хоронили в Риме. Впереди колесницы толпа мужей несла знамена и знаки прижизненной власти диктатора: секиры и фасции, и «консульское место» – кресло из слоновой кости, служившее римским консулам четыреста лет. На въезде в Рим горожане встречали печальную процессию с колесницей, впереди которой несли две тысячи золотых венков – по числу подвластных могущественному Риму городов; в огромной толпе находились легионеры, служившие у Суллы. Посольства от италийских городов выносили к процессии роскошные дары, сопровождали до Форума, где они прощались с бывшим правителем Рима.

В траурном шествии шагали войсковые трубачи, выдувавшие из медных инструментов боевые мелодии, за ними неспешно продвигались колонны всадников – в пышном убранстве кони и люди – и отряды пеших воинов. Следом жрецы всех двенадцати римских коллегий и сенаторы в полном составе – шестьсот человек, и высокие должностные лица с отличительными знаками власти. По обочинам дороги толпились люди, провожавшие глазами траурную процессию: кто наблюдал за происходившим, не выдавая чувств посторонним, не доверяя Сулле даже мёртвому, кто – скорбел и причитал, рыдая. Равнодушных не было…

По обычаю, первую надгробную речь произносил сын усопшего Фауст. Но из-за его юных лет почётную обязанность исполнил Марк Антоний, выдающийся оратор. После высоких слов о покойнике шестеро молодых сенаторов подняли носилки с телом на плечи и понесли к Марсову полю, где покойника ожидал погребальный костер. Так традиционно хоронили римских царей.

Позднее на могиле установили надгробье с надписью, заранее сочинённой им самим: «Никто не сделал столько добра друзьям и зла врагам, как Сулла».

* * *

Через восемь лет от конституционных реформ Суллы не осталось и следа. Вновь усилилась централизация государственной власти, что соответствовало интересам аристократии. В республику вернулся прежний порядок: восстанавливались народный трибунат, цензорство, а суды формировались поровну из трёх имущественных групп населения – сенаторов, всадников и представителей простонародья.

<p>Глава тринадцатая</p><p>У всех на виду</p><p>Время жениться</p>

В 76 году до нашей эры Марку Туллию Цицерону исполнилось тридцать лет – возраст принятия серьёзных жизненных решений. Родители давно умерли, из близкой родни – Квинт. В отличие от Марка младший брат избегал ораторского поприща, предпочитая военное дело и поэзию. Сочинял трагедии, отчего в Греции Квинта заинтересовали места, связанные с Софоклом.

В Риме существовал закон, обязывающий мужчин с наступлением зрелого возраста жениться, создать семью, чтобы родить и воспитать здоровых детей, лучше сыновей, будущих защитников государства. Добропорядочный гражданин не мог оставаться свободным от семейных забот. Он получал определённый общественный статус, право распоряжаться приданым жены как собственным имуществом. Не обременённые законным браком мужчины наказывались немалыми штрафами и лишались привилегий: им запрещалось наследование семейного имущества, они ограничивались в гражданских правах и политической карьере, отлучались от общественных игр и празднеств.

Но одно дело – решиться на брак, а другое – создать семью. Доводы в пользу брака сводились к тому, что тем самым сохранялась традиция предков для продолжения рода, воспитания детей, что в итоге означало укрепление государства. Но у Марка сложности начинались с осознания того, что рядом появится чужая женщина, которая в силу исполнения супружеского долга станет хозяйкой в его собственном жилище. А он ведь привык считаться только с собой, обустраивать жизненное пространство вокруг себя по своему укладу и привычкам. И эта женщина, названная им супругой, станет на законном основании управлять его жилищем, слугами, рабами и семейной казной?

Услышав «стенания» друга, Пизон сочувственно вспомнил мудрого Катона Старшего:

– Даже самые храбрые римские военачальники, командующие армиями победителей, женившись, немедленно поступают в распоряжение собственных жён.

В Риме так и происходило с древнейших времён. Замужняя римлянка, матрона, пользовалась большим уважением собственного супруга, обладала значительной самостоятельностью не только в управлении домом, но ещё и признанием общества. Матроны принимали участие в религиозных обрядах и городских процессиях, присутствовали на пирах даже в отсутствие мужа, порознь посещали представления в цирке и театре. При встрече с матроной мужчины уступали дорогу, и консул, высшее должностное лицо, с ликторами, встречаясь на узкой улице, останавливался и пропускал её. Супружеская верность прославлялась в речах политиков и стихах поэтов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза