Цицерон. Поцелуй Фортуны

– Римляне! Я слагаю полномочия, какие возложили вы на меня три года назад. С этого дня для вас я не высшее должностное лицо, не командующий армией, не консул. Я отказываюсь от сопровождения двенадцатью ликторами, положенного мне в прежнем статусе. Я отказываюсь от телохранителей, поскольку мне нечего бояться вас, римляне!

Если бы сейчас при ясном небе засверкали молнии, грянул гром или шквальный ветер принес ливень, всё равно римляне так бы не удивились. Простонародье и сенаторы замерли и безмолвствовали ещё долго, борясь с собственным страхом и подозревая, что диктатор в очередной раз испытывает их на преданность. Пытались разобраться в его словах, обращённых к ним, недоумённо переглядывались. А он словно издевался над их доверчивостью:

– Народ Рима! С этого дня я становлюсь одним из вас и готов дать ответ любому, кто спросит обо всём, что произошло с ним раньше.

Окинув строгим взглядом онемевшую толпу, Сулла спустился с ростр и, уверенно ступая крепкими ногами по каменным плитам, с торжествующим видом и высоко поднятой головой пошёл с площади. Римляне, безмолвствуя, расступались, словно море перед боевым кораблём. Они ещё долго не решались обсуждать то, что увидели и услышали, не будучи уверенными, что они не спят…

Философия тирании

Сулле исполнилось шестьдесят лет, когда он добровольно отказался от политической жизни. Два года провёл в уединении в собственном поместье недалеко от Неаполя. Когда появлялась нужда посещать Рим, приезжал в крытой повозке в сопровождении нескольких прежних командиров. Прохожие, встретившиеся на пути, отводили глаза и с презрением плевали вслед. Но до сих пор никто толком не знал, в чём причина самовольного отказа Суллы от власти. Это обстоятельство интересовало Цицерона из желания познать философию власти.

Почему Сулла так странно расстался с абсолютной властью? Неужели не сомневался в собственной непогрешимости, не опасался мести родственников людей, им уничтоженных? Что за этим – беспримерная смелость главнокомандующего армией или излишняя самонадеянность? Правильнее всего, Сулла понял, что беспредельная власть не наделила его подлинным могуществом. Не чувствуя больше себя в безопасности, одумался… Ведь неограниченная власть полна тревог для диктатора, не так ли? Ведь неограниченная власть не избавляет правителя от терзаний и страха вдруг лишиться её со всеми последствиями?

Не зря Антиох говорил, что тираны живут, словно запертые в тесную клетку, со всех сторон утыканную направленными против них мечами, почти касающимися их тел. При этом не только тела, но и самой души тирана близко касаются острия мечей. Когда его бранят, оскорбляется намного сильнее, чем любой другой, ибо он слышит о себе только дурное. На любовь или дружбу ему не приходится рассчитывать, так что лучшее для тирана – бежать куда-нибудь подальше от отечества и жить изгнанником. Но народ всё помнит!

Брат Цицерона, Квинт, тоже поделился своими размышлениями о диктаторе:

– Сулла – военный человек, он привык браться за всякое дело с азартом, проводить его со всей энергией во имя одной цели – побеждать. Кто становился помехой, с теми расправлялся, а когда достиг предела могущества, заскучал. Вот и удалился из Рима, чтобы не видеть людей, которые перестали интересовать. Он заранее знал, что скажут ему римляне за его дела.

Двоюродный брат Луций предположил, что Сулла вспомнил, что помимо убийств людей есть обычная жизнь римлянина с развлечениями: рыбалка, охота, конная выездка и морские путешествия – и никаких государственных дел.

– Он отказался от того, что помешало бы ему в старости исполнить мечту.

Марк вознегодовал:

– Устал от дел и предался отдыху – чересчур просто для великого человека, каким он себя сам представлял! Разве у себя в имении он не боялся мести униженных им римлян? А таковых тысячи, все против кровавого диктатора!

Пизон, частый гость в доме Цицерона, не привык с кем-либо соглашаться, по всякому поводу спорил:

– Когда Сулла ушёл на покой, ему остались верны все сто двадцать тысяч ветеранов, с кем он ходил в военные походы. С такой силой бояться кого-либо нет причин. Не зря он раздал воинам богатые трофеи, каждый получил земельный надел. Сулла для них как отец родной! Стоит ему призвать их, все явятся! Добавь десять тысяч рабов, которым Сулла даровал свободу, все носят имя Корнелий. Таков древний римский порядок. Ты спросишь, Марк, за что рабы стали вольноотпущенниками? За доносы на собственных господ, которых диктатор с удовольствием занёс в страшные проскрипции. Все они, воины и рабы с именем Корнелий, – верные псы войны, которые видели собственную безопасность в том, чтобы хозяин жил подольше.