Люси бросила гаечный ключ на пол, сжала кулаки и ударила ими по приборной панели. Кровь забурлила, боль пронзила руки и ноющую грудь. Пластиковая приборная панель треснула. Она громко и безудержно закричала.
Брюэр вздрогнул:
– Черт, Лу! В тебя попали? Что…
– Мы должны что-то сделать. Они так вечно будут нас преследовать. Они издеваются над нами, и пикап скоро сдохнет.
– И что мы можем…
– Уйти от них через могилы.
– Чего?
– Езжай по могилам!
Брюэр доверился ее инстинктам: он резко вывернул руль влево и направился прямо в поле с чередой камней.
По днищу прошла пара глухих ударов, и тут Люси поняла, что они вот-вот столкнутся с бетонной статуей молящегося ангела высотой четыре фута, и закричала. Она думала, что статуя рассечет пикап пополам, но он влетел в нее с глухим стуком и резко остановился. Люси представила, как одно из крыльев держит машину, а другое вспахивает кладбищенскую почву, готовясь к их смерти.
– Заводи, Брюэр!
Брюэр нажал на педаль. Грузовик взревел, и внезапное движение сбило ангела на землю. Статуя кувырком перевалилась через пикап прямо под колеса преследователей, но тем удалось ловко обогнуть каменного святошу.
Люси фыркнула.
Люси заметила новое движение: парень в маске вылезал из пассажирского окна «форда».
Нет, это не маска. По лицу тянулись четыре темно-красные вертикальные полосы. Люси издалека узнала свое творение – длинные дикие царапины от ее ногтей.
На мгновение она пожалела, что в тоннеле не выцарапала Бену глаза. Если бы впилась пальцами, потянув на себя, слушая его крик…
Еще один глухой удар. Оскверняющий пикап продолжал лететь по кладбищу. Бен крепко держался одной рукой за кабину, высунувшись наружу, а другой – тянулся к кузову.
Фары отстающего седана осветили «форд», и Люси увидела гигантскую наклейку волка на прицеле. Текст на рисунке был задом наперед, но ей удалось его прочесть: «Выкуриваю пачку в день». Машина Люка Олсена сбила скорую.
Главным культурным развлечением в Тернер Фоллс была охота. Ученики Спринг Мидоу могли даже взять отпуск, чтобы открыть охотничий сезон. Устаревшая традиция, оставшаяся еще со времен, когда основным пропитанием для людей были лосятина и оленина. Но на территории школы оружие запрещалось. Тем не менее в Спринг Мидоу политика была довольно мягкая: за первое нарушение выносили предупреждение, за второе – отстраняли от занятий на три дня и заставляли посетить обязательный урок по обращению с оружием, и только за третье исключали.
Люк Олсен так часто нарушал этот запрет, что его чуть не исключили в октябре прошлого года, после того, как охранник парковки трижды сообщал, что видел у него винтовки во время обхода. Когда Люк вернулся в школу, то весь светился от радости. «Папин друг из Ротари-клуба дружит с директором. К тому же он считает, что все это чушь собачья. У меня даже не было проблем, чувак. Он, типа, гордился мной».
Но стало понятно, что больше отцу Люка подобных одолжений никто делать не будет, потому что неделю спустя Люк приехал в школу с изготовленным на заказ ящиком для оружия с замком, встроенным в кузов машины.
«Теперь могу разместить вдвое больше пистолетов, и никто об этом не узнает».
Бен Брумке как раз тянулся к заначке, готовый вбить последний гвоздь в катящийся гроб, в который превратился потрепанный и почти пустой бак пикапа Брюэра. Сколько бы функционирующих клеток в умах Люка и Бена ни осталось, для них, по сути, ситуация была знакомая и захватывающая. Занятия в школе закончились, и начался новый охотничий сезон.
Она представила, как ее подвесят за ноги и распорют тело от таза до ребер; а над ее кишками, упавшими на пол гаража Люка, будут летать мухи.
Сердце затрепетало, а затем в панике заколотилось. Она окончательно проснулась. Плохие мысли, накатившие на нее в ванной накануне – а казалось, что в другой жизни, – вели ее вперед. Она вспомнила белое пламя, разорванную себя, и поняла, что именно эти чувства позволили ей выжить.
Она представила, как пламя распространяется по телу, наполняя ее светом.
Она сказала Брюэру: