Вот что Люси чувствовала: машина была животным; оно хотело убить и съесть их, но по чистой случайности получило ранение, и теперь смерть угрожала ему. Она видела очертания подростков, которые превратились в рабов своих худших желаний и побуждений, и надеялась, что машина вспыхнет и они сгорят заживо в животе порабощенного зверя, которого они вывели на охоту.
Уличный фонарь в двадцати ярдах от них взорвался – и Брюэр с Люси вздрогнули.
– Почему он не стреляет в нас? – спросил Брюэр.
– Не знаю. Развлекается? Может, ему это нравится или дает облегчение от того, что у них внутри. Пока осторожничают, но как только доберутся до нас, как только убьют, то пойдут дальше. У них все предохранители слетели, им нужно больше людей.
– Может, они думают, что мы знаем, где есть еще люди?
– Может быть. Они совсем с катушек слетели, так что как знать. Мы точно сможем доехать до «Дабл Д»?
Брюэр покачал головой:
– Бензин на нуле. А еще…
Под грузовиком раздался громкий лязг металла, в унисон с тарахтением мотора.
– Тогда какой план?
– Может, в центр города поедем? – Люси пришла в голову одна идея, но она решила, что Брюэру ее будет сложно объяснить, учитывая его инстинкты. – Проверим парковку полицейского участка.
– Ага, ворвемся к ним, а они подумают, что мы заражены. И пристрелят.
– Ну… может быть. По крайней мере, они говнюков позади тоже пристрелят.
И Люси поняла, что Брюэр тоже в шоке, потому что они оба закивали и, должно быть, подумали:
Брюэр свернул налево на следующем перекрестке – у огромного бронзового медведя, которого Люси очень любила, когда жила в мире, где еще можно было остановиться и полюбоваться скульптурой. Еще два квартала пролетели мимо. В свете фар знакомые улицы теперь казались чужими: каждый закуток и тень таили угрозу, каждая возможность предсказывала неизбежную смерть, и Люси казалось, что ей больше никогда не удастся разжать челюсти и зубы сотрутся в пыль. У нее была теория, что у людей есть предел пробега, после которого уже не выдерживает сердце и разум, и она приближалась к своему со скоростью света.
Яркий свет фонарей заставил Люси заморгать – они въезжали в центр с кучей магазинов. Фонари якобы установили в качестве защиты от угонов по настоянию бизнес-комиссии Тернер Фоллс; альтернативная версия гласила, что их установили для дезориентации пьяных водителей, поскольку те из-за искусственного света постоянно забывали включать фары. Обе версии Люси считала правдоподобными, но обе причины в свете последних событий стали совсем незначительными.
Она оглянулась: легковушка устала и полностью развалилась. Четверо парней – или девушек? – да какая разница – выскочили из нее, начали запрыгивать в кузов машины Люка Олсена; но авто рвануло в погоню еще до того, как последний пассажир оказался на борту. Парень не успел крепко ухватиться и свалился с кузова, ударившись головой о бордюр. Даже издалека Люси поняла, что угол удара можно назвать только смертельно неправильным. Подросток не шевелился, но Люси представила визг, исходящий из его шеи.
Небо за «фордом» менялось, приобретая светло-фиолетовый оттенок, который подсвечивал горы. Наступал новый день, и Люси скользнула глазами от восхода солнца к «форду» и обратно. Она спросила себя, может ли солнце положить конец кошмару или только сделает все более реальным?
– Бакет, что у тебя под курткой? Старая футболка?
Бакет надевал облегающую белую футболку с нагрудным карманом почти на каждую вечеринку. Эшли Йоргенсон – упокой, Господи, ее кровожадную, забитую камнем душу – однажды сказала Бакету, что ему эта футболка очень идет. Даже спросила, давно ли он качается. Поэтому, естественно, Бакет носил ее на все тусовки.
– Да. Счастливая футболка. А что?
– Можем сдаться. Дадим копам знать, что пришли с миром.
Бакет расстегнул молнию толстовки.
– Черт.