Царь-Север

Был ли он счастлив? Он, который видел восемь лун, и это было в одночасье вечером – по всему горизонту. Он, который лицезрел сразу четыре солнца над холодными хребтами утренней земли. Он, который видел девять радуг – после одного обвального дождя. Он, который созерцал столько золота, сколько другой песку не видел в своём веку. Был ли он счастлив? Конечно, был! Но это счастье представлялось ему неполным. Хотя, наверно, вряд ли оно бывало полным у кого-нибудь – абсолютно полным, налитым всклень, как раньше говорили на Руси. Счастье нельзя не пролить, счастье, оно словно тихая, потаенно растущая роза, до краев наполненная спелою росой, и нельзя сорвать ту розу без того, чтобы не уколоться и не пролить на землю слезы-росы… И все-таки он думал, что будет – обязательно будет абсолютно счастливым. Только для этого нужно идти далеко-далеко – на жемчужный свет родной звезды – Полярной… Да нет, зачем идти, когда под боком у него есть великолепный возничий с волшебными небесными оленями?!

26

Всё нужно делать вовремя. Года три спустя Тиморей Дорогин прилетел на Крайний Север, но отыскать охотника не смог. Знающие люди рассказали, что Дед-Борей позапрошлым летом покинул заповедное озеро и подался в Тулу – он сам так сказал. Какое-то время избушка пустовала на берегу, потом сгорела. Может быть, худые людишки подожгли, а может, молния ударила в старую большую лиственницу, стоящую неподалеку от зимовья.

У художника была возможность, и он, пусть ненадолго, но все-таки слетал на Тайгаыр. Побродил по берегу, потосковал на пепелище, где густо разросся кипрей, молодые побеги берез, тальника. На обгорелом пне Дорогин с удивлением обнаружил редкостный золотой цветок, давно исчезнувший, занесенный в «Черную книгу России». Была уже осень, а цветок не думал увядать.

На озеро художника доставил старый знакомый – летчик Мастаков, бывший сосед Северьяныча.

Дорогин спросил:

– Никаких вестей он вам из Тулы не подавал?

– Я думаю, там туговато с почтой, – насмешливо сказал Абросим Алексеевич.

– Туговато? Почему?

Летчик испытующе посмотрел на него.

– Ты про какую Тулу говоришь?

– Как – про какую? – улыбнулся Тиморей. – Про ту, где самовары, пряники… Где русский мастер подковал английскую блоху. А что такое? Ты как-то странно смотришь…

– Ну, так еще бы! – Мастаков усмехнулся и помолчал. – Дело в том, что наш общий друг уехал совсем в другую Тулу…

– В какую – другую? – Тиморей смотрел обескуражено и глуповато.

– Извини, но тебе, как художнику, пора бы знать! – ответил летчик. – Тула – это древняя Гиперборея. Погибшая полярная прародина людей.

Тиморей смутился.

– Да, немного читал… – Он закурил и что-то вспомнил. – Дед-Борей мне говорил, что люди загнивают в теплых городах, что надо их вытаскивать на свою Полярную прародину… Вот для чего он, значит, силы-то свои приберегал – для дальнего похода. Ну, Дед-Борей! Ну, молодец!

27

В Петербурге у себя в мастерской художник «из пепла воскресил» на полотне сгоревшее зимовье, стоявшее на берегу заповедного озера. И седого Деда-Борея «воскресил». Статный охотник – с умной сибирской лайкой – сидел возле избушки, задумчиво смотрел на закат, горячо разлившийся по-над горами. Прощальные краски, медленно густея, истаивали медом, отражаясь в озере. Уже темнело, и над головой разгоралась яркая Полярная звезда. И пора уж было собираться в дальнюю дорогу, потому что над озером пролетела упряжка оленей – ни земли, ни воды не коснулась. Волшебные олени остановились, и на берег вышел сам Царь-Север. В морозный жемчуг, в золото одетый добрый молодец. Царь взмахнул рукой; он торопил, он приглашал поскорее сесть на облучок и навсегда умчаться в те края, куда весною спешат перелетные птицы и душа человека зачастую стремится туда, будто в рай, надеясь отыскать среди снегов и льдов свою золотую прародину.

Книга вторая

Улыбка в небесах

1

Странные сюжеты иногда закручивает жизнь. Родился человек на юге, живого снега в глаза не видел лет до семнадцати и даже близко в мыслях не держал, что придется когда-нибудь обживать, обогревать свой уголок на Севере. Но жизнь – она тем и прекрасна, что непредсказуема.

Звали его – Абросим. После окончания лётного училища, имея свободное распределение, парень хотел на родину рвануть – в старинный русский город Петровск-Порт, больше известный под псевдонимом – Махачкала. Там была невеста. Была да сплыла – замуж выскочила. Случилось это как раз после выпуска из училища. Молоденький летун загоревал, дерябнул водки и накуролесил на дурную голову. В вечерних сумерках, минуя ограждения – забрался в кабину военного истребителя. Надумал слетать к своей зазнобе – теперь уже бывшей. Решил поговорить с ней по душам. В бомболюках истребителя было полно смертоносного груза, и пьяный летун собирался обрушить всё это на голову коварной изменщицы. Однако долететь не удалось. Радары противовоздушной обороны страны засекли истребитель – так нужно было понимать грозный приказ, раздавшийся с земли:

– А ну-ка, давай на посадку!