Читаем Царь-Север полностью

Царь-Север

Крепкий мороз, серебровы снега,Вотчина вольного ветра.Эта полярная даль дорогаАнгелу ясного света!Стужей и сумраком жизнь погубитьПусть не рискуют бедняги.Север научит свободу любитьЖаркой любовью бродяги!Снова сижу в тишине, в зимовье –Дико, вольготно и сладко.Плавают звёзды в большой полынье,Вьюги уснули в распадках.Печь затоплю, на стекло подышу –Вечность вдали замерцает.Глядя на эту вселенскую жуть –Сердце восторгом пылает!Снова шагаю. Ружьё за спиной –Ветер свистит в нём, как птица…Где-то в горах под Полярной ЗвездойМне подпевает волчица.Где-то прародина древняя есть –Гиперборея седая…Долго ли мне в одиночестве бресть –Русскую удаль сжигая?!Там зацветают во льдах чудеса –Жаром любви и привета…Там улетает душа в небесаАнгелом чистого света!..

Жену Мариной звали, муж – Мореной окрестил. Всегда аккуратно одетая, несуетная Морена слушала, затаив улыбку в уголках, и золотисто-карие глаза её восхищенно горели – как два самородка. Мельком глянув на жену, Тиморей Антонович подумал: «Вот за что и полюбил – за чистоту души, за нерастраченную лупоглазую доверчивость, за кротость, в зародыше убитую в современных бабах, разящих табаком да матерком…»

В конце стихотворения Морена даже в ладоши похлопала. Потом подошла, расцеловала, пачкая помадой Деда-Борея, и осыпала «Комплиментами». (В руках была ваза, полная шоколадных конфет «Комплимент»).

Дорогин старшего сына позвал:

– Колька! Ну, что?

Парнишка тряхнул головой.

– Получилось…

– Врубай!

И Дед-Борей неожиданно услышал магнитофонную запись – свой последний стих. Несколько секунд он бестолково смотрел то на сына, то на внука. Затем расхохотался.

– Кольчик! А ты не германский шпиён?

– Нет, я русский… Только я не шпиён…

– А зачем же ты пишешь тайком?

– Я не тайком. Это папка велел.

– Папка? Ох уж этот папка! – Дед-Борей светло вздохнул. – Кольчик! Ну, вы там построили?

– Нет ещё. – Внук посмотрел куда-то в глубину мастерской. – Но мы уже скоро…

Тиморей Антонович заинтересовался:

– А что вы там опять?

– Корабль, – с гордостью ответил Колька.

– Что за корабль?

Внук посмотрел на деда. Тот покачал головой и одобрительно улыбнулся.

– Корабль, который поплывет… – Парнишка на мгновение задумался. – В Гиперборею.

Отец разыграл удивление и тихий ужас. За голову схватился.

– Люди добрые! Нет, вы слышали? От горшка два вершка, а лается уже – как сапожник!

Колька засмеялся – мелькнула дырка от выпавшего зуба.

– Я не лаял.

– Н-да? – недоверчиво спросил отец. И вдруг заговорил казенным голосом: – Молодой человек, будьте настолько добры, объясните, пожалуйста, куда ваш корабль пойдет?

– В Гиперборею.

– А что это такое? И с чем его едят?

– Гиперборею не едят. – Парнишка развел руками. – Её уже ели.

– Вот как? Жалко. А кто сожрал, не подавился?!

– Катаклизма.

Художник вскинул кисточки бровей. Вздохнул, обнимая сына, и сказал тихим «трагическим» голосом:

– Дорогой мой! Я в твоем возрасте даже не знал, что такое клизма. – И добавил – уже громко, «грозно»: – Что с тебя дальше будет? Ты думаешь?

– Думаю, – развеселился Колька, прекрасно чувствуя все оттенки отцовского голоса.

– Думаешь? Это хорошо. – Тиморей Антонович погладил мальчика по взъерошенной голове. – Подстригать пора солому… – сказал мимоходом. – Итак, на чем мы остановились?

– На катаклизме.

– А кто это? Что за зверь, который мог сожрать Гиперборею?

– Стихия. Бедствие такое. Очень большое.

– А кто в Гиперборее жил?

– Гиперборейцы.

– А кто они такие?

Отвечая на вопросы, Колька посматривал на Деда-Борея. Будто получал подсказки от него.

– Гиперборейцы – это… – Внук замолчал. Верхней губою попытался до носа достать.

– Колька! – игриво удивился отец. – Что за привычка такая дурная? Губой до носа тянешься. Как слон какой.

Дед-Борей засмеялся, подсказал с потаенной гордостью:

– Моя привычка! Ну, договаривай, внучок. Гиперборейцы – это те, кто живет за северным ветром… Как ветер-то звать?

– Боря… Нет… Борей.