Царь-Север

Охотничьи промыслы Крайнего Севера, пошатнувшиеся было после развала Союза, снова потихоньку становились на ноги. Только теперь, уезжая в тундру, Зимогор уже не мог и не хотел оставаться спокойным, как бывало прежде, когда он, покидая NN, полностью отключился от жизни города. Теперь у Зимогора, как бы далеко за перевалы он не улетал, всё чаще возникало такое ощущение, как будто частица его бунтарского духа оставалась там, в любимом, но уже изрядно разграбленном городе, умно, аккуратно оккупированном новыми хозяевами жизни.

8

Крещенские морозы «крещали» так, что бетонный нижний угол в квартире лопнул – обои разорвало в нескольких местах. Дом был старый – осадку давал. Не мудрено, если дом даст капитальную трещину, а потом и вообще просядет и обвалится. Ещё недавно такой тревоги не могло быть по определению – суровый хозяйский глаз внимательно следил за состоянием жилых и нежилых строений. Весь этот город NN, как избушка на курьих ножках, стоял на сваях, которые были забиты в так называемые «ледяные линзы». И если, например, на эти «линзы» начинала вытекать горячая вода из дома, где давненько проржавели трубы, «линза» потихонечку оттаивала и громада пятиэтажки или девятиэтажки была обречена. И таких обречённых домов, за которыми сегодня почти что не было хозяйского догляда, становилось в городе всё больше. И все больше становилось домов, которые были брошены из-за аварийности – они стояли с выбитыми окнами, с ободранными крышами, где порезвилась пурга, словно гвоздодёром обдирая куски жести, доски.

Думая о том, что этот дом со временем может провалиться в тартарары, Егор то и дело поглядывал на памятный кусок породы, привезённый из-под обвала в глубокой проходке, похожей на коридор, ведущий в преисподнюю.

Странное дело; чем ближе подходило назначенное время – ехать на рудник, встречаться с Дегтяревским, тем сильнее печальный камень «кровоточил». Нет, крови не было как таковой, но диковинный рубиновый блеск становился всё больше заметным. Рубиновый – красный – красивый – Красавин. По такой цепочке убегали мысли к покойному Ивану Петровичу.

Красавина – царство ему небесное! – Егор знал хорошо. Заядлый рыбак и охотник. Частенько наведывался в тундру, душу отводил на реках, на озёрах. А потом – работая в газете – Зимогор нацарапал о нём очерк, где назвал шахтера «Великим Полозом». Иван Петрович удивился: «Какой же я великий? Метр тридцать с шахтерской каской. Я не великий, я – Безликий Полоз, ты на рожу мою посмотри!» Лицо шахтера с молодости обезобразило страшным обвалом. Сколько их было на веку Ивана Петровича? Не помнил он. Считал сначала – из любопытства, затем со счёта сбился. Красавин был шахтер от бога, землю чувствовал по швам – по меридианам и параллелям. Под землею у него было уникальное чутье; он умел ходить по кливажу – по трещине в породе. (Говорят, Стаханов здорово ходил по кливажу.) Все удивлялись: как это так у Ваньки получается; посмотрел, понюхал землю, пошёл, пошёл, бродяга, с ювелирной точностью пошёл по кливажу – и докопался до руды. А другие будут рядом колотиться и трещину не смогут отыскать – хоть лоб разбей. Такой был у него талант.

Но самый главный талант его – огонь души – остался зарытым в землю.

Иван Красавин с молодости увлекался поэзией, прозой; знающие люди говорили, что из него мог бы получиться толковый литератор. И сам он это чувствовал. На Север поехал Иван за деньгами; думал, подзаработает и потом уже капитально засядет за письменный стол. Но жизнь распорядилась по-другому: женился, детишки пошли, одолели земные заботы… Сколько их, таких неистово талантливых Иванов на Руси! Никто их не считал и не оплакивал, если не брать во внимание слёзы, упавшие в гроб… Красавин никому не говорил, что он в последние пять лет «сказками грешит». Только Егор его смог «раскрутить» во время работы над очерком. Егор это умел: где со смешком, где с пузырьком подсядет к человеку, хлопнет с ним по рюмке, покурит – и потекла душевная беседа. Сказки Ивана Красавина были наивные, однако подкупали самобытностью. И сам Иван Красавин подкупал добродушной широкой натурой. «Ты думаешь, откуда сказочная сила у меня? От матушки-земли!» – признался Красавин за душевной беседой. «Какая сила?» – не понял Егор. «Узнаешь как-нибудь». Позднее – уже горбатясь на руднике – Зимогор догадался, о чем разговор; мужики в курилке спорили порой, боролись на руках – армреслинг называется. Красавин всех подряд уделывал «одною левой». Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что Егор увидел под завалом.