Царь-Север

– Егор Иваныч, скажи мне, дураку, ну как такое могло случиться у нас в России? Приватизация эта… И прочее.

– В твоем вопросе – заключен ответ. Именно в России это и могло случиться. В слове «приватизация» спрятался поганый корень. «Приватир» – пират, разбойник. Так что всё логично. Когда прозвучала команда – особо шустрые пираты двадцать первого века взяли на абордаж заводы, фабрики, аэродромы, а вместе с ними взяли в рабство сотни и тысячи людей…

За спиною Зимогора кто-то озлоблённо зарычал:

– А коммунисты – кто они? Не пираты? Не разбойники? Север на костях построили! В Тундре под землёй отгрохали Золотой Город Будущего – Золгобуд.

– Сказки для сопливых детишек – твой Золгоблуд…

– Ну, конечно! Сказки! Мне Иван Красавин говорил. Он участвовал в строительстве золотого города. Подписку давал. Там, под землёю, говорит нынче всё начальство окопалось. Ни пурги, ни слякоти у них. Кругом цветы, бананы…

– Да, Красавин был сказочник, – похвалил Егор. – Сказочник от бога!

Мужики с мороза всё прибывали – задубелые, мрачные. Ресницы и брови заиндевели. Пальцы на руках так плохо слушались – даже посудину держали не уверенно; того и гляди, разольётся. Скоро в пивной стало тесно. Сдвинули столы, убрали с них излишество – какие-то искуственные, яркие цветочки, торчащие в искуственных вазах. И всё больше, больше водки появлялось на столах. (Несмотря на то, что водку здесь не продавали). Закуска там и тут выныривала: мороженый муксун, куски налима, нельмы. От природы могучие, ничем несокрушимые работяги стали в пиво подмешивать водку – делали гремучего «ерша», который мог бы хоть как-то душеньку встряхнуть, развеселить.

Поначалу Егор Зимогор старался держать себя на контроле, но проклятый «ёрш», проникший в кровеносное русло, взбаламутил тот глубокий тихий омут, в котором все черти водятся.

Серая какая-то пичуга, похожая на пуночку, от мороза спрятавшись в тёплом помещении, время от времени порхала под потолком и опускалась на край то одного, то другого стола. Невзрачненькая, серая пичуга стала ему казаться жар-птицей – как шаровая молния перед глазами вдруг пролетала. А здоровенный Горнилович, сидевший за столом с Егором, стал похож на Ивана Красавина – лицо было немного обезображено.

– Иван Петрович? Ты? – вдруг спросил Егор.

– Я, – согласился пьяный горняк.

– Так ты живой?

– Я чуть живой… чуть тепленький…

– А как же ты из-под завала выбрался?

Горняк подумал. Пожал плечами.

– Так я же всегда говорил, что мы можем горы плечом своротить!

Егор с недоверием посмотрел на него.

– Ты думаешь – можем?

– А как же я выбрался?

– Вот я и удивляюсь…

– Да ладно, что об этом… Давай лучше споем!

– Какую?

– Нашу! «Из-за острова на стрежень»… Грянем, казаки!

Казаки обнялись и дружно грянули. Так хорошо рванули, так душевно, аж мороз по коже… В пивной притихли мухи – на потолке, на стенах. И серая пичуга, заполошно летающая под потолком, тоже затихла, затаилась в тёмном углу. И только стекло на морозном окне оживилось – задребезжало от густых и грубых голосов. Краснощёкий мужик в сером фартуке – его тут прозвали кабатчик – замер за своею деревянной стойкой. Влюблёнными глазами глядя на могучих певцов, кабатчик забыл о своих прямых обязанностях. Белой пеной кипящее пиво давно уже переполнило кружку – длинною жёлтой вожжою стекало на пол и убегало к порогу, возле которого скомканно валялся пламенный плакат, призывающий к совести и справедливости.

И тут в пивную – из-за острова на стрежень – ворвалась, как ветер, богато одетая низкорослая бабёнка.

Подавившись песней, здоровенный Горнилович моментально припух.

Решительная гневная бабёнка схватила, что под руку подвернулось – пустую пивную кружку. Размахнулась и разбила вдребезги о каменную башку шахтёра. И он как будто сразу протрезвел. Как стеклышко.

– Нюся? Ты? – изумленно прошептал он, поднимаясь. – А мы поем… рояль в кустах.

– Я тебе, блядь, сейчас такой рояль устрою, что ты клавишей своих не соберешь! А ну, домой!

Птичка, заполошно порхающая в тесной и прокуренной пивной, неожиданно присела где-то вверху, над головой Горнилыча, и оттуда мигом что-то прилетело – прямо на красную, потную физиономию горняка.

Машинально смахнув то, что капнуло сверху, Горнилович тупо, но внимательно посмотрел на пальцы и вдруг лизнул зачем-то. Потом сердито сплюнул и пробормотал:

– Ладно, хоть коровы не летают… – Он криво улыбнулся, глядя на жену. – Нет, что ты, что ты… я не про тебя…

Зимогор на митинги больше не ходил – испытывал лёгкое чувство брезгливости. А потом он и вовсе уехал из города – как только опять появилась возможность спокойно заниматься рыбалкой и охотой. «Любая власть – пожрать не дура, – думал Егор, через какое-то короткое время вернувшись в тундру. – И чем наглее эта власть, тем больше аппетит!»