Царь-Север

Все ошарашенно уставились на него. Светлана Михайловна, недавно пришедшая с улицы, покосилась на иконку в углу, перекрестилась, что-то прошептав, и скрылась в сенцах.

– Где? Кто? – недоверчиво спросил лётчик. – Что за труп?

– Не знаю – кто. Но знаю – где. Давайте карту, покажу.

Фёдор Анатольевич в который раз уже снова натянул свои кожаные новые перчатки и неожиданно – то ли от рассеяной задумчивости, то ли ещё от чего – взял кружку с чаем. Отхлебнул.

– Может, верхонки дать? – спросил хозяин, придавая голосу как можно больше задушевного участия. – Мы всегда в верхонках пьём.

– Какие верхонки? Зачем? – Лётчик посмотрел на Медвежакина, потом на перчатки. – Вот идиоты! – прошептал он, поставив кружку на стол. – И они же ещё издеваются!

Всё засмеялись с чувством облегчения. И только художник поморщился.

11

Свет уходил с покатого края полярной земли – студёно-сиреневый свет, перемешанный с нежно-розовым и охристым отливом. Но сверху – с вертолёта – хорошо ещё были видны коварные наледи, как ни попадя порожденные стремительными реками и речушками, почти по вертикали срывающимися с прибрежных скал в Дикое озеро. Полярный мороз пытался приструнить, набросить узду на ретивые реки, но вода кипела, бунтовала, с жаром, с паром день за днём рвалась на волю. И получались громадные наледи, вспухавшие опарой и расползавшиеся иногда на ширину квадратного километра. Налетающая пурга – помощница мороза – прикрывала наледи, ставила коварные «капканы» для тех, кто надумал идти береговой полосой.

– Узнаёшь? – перекрывая шум мотора, закричал Зимогор. – Вот здесь мы шли!

– Да ты что? – Тиморей не поверил. – С ума сойти! Ни за какие деньги я не согласился бы ещё разок пройти!

– Думаешь, я согласился бы? – Охотник покачал головой, не договаривая самого главного: «Думаешь, я согласился бы с тобою идти?»

Впрочем, это художнику могло показаться.

Сделав круг над тем местом, которое охотник обозначил на карте, Силычев снизился. Врубил прожектор под брюхом вертолёта. Короткий, но мощный золотисто-серебряный свет засверкал, запрыгал огромный зайцем, не секунду-другую приседая то ли поляне, то на под крутояром, где подрагивали тени, затаившись под круглыми наплывами завихренного снеговья. Вертолёт почти на бреющем полете прошёл вдоль берега, воздушными потоками сбривая холдную мыльную пену с береговых деревьев. Три или четыре куропатки из-под снега неожиданно порскнули – серебряными слитками сверкнули в свете прожектора и растворились во тьме, только дырки внизу остались. Потом всполошился какой-то зверёк – то ли соболь, то ли песец. Мерцая глазками, словно драгоценным каменьями, зверёк улепётывал, то ли дело оглядываясь на грохочущую махину, дрожью наполняющую почти пол тундры.

С каждой минутой сумерки сгущалась – это было видно по тому, как серебряный ствол от прожектора делался ярче и словно бы твёрже.

За несколько дней, покуда они отсиживались на кордоне, пурга уже успела тут похозяйничать – наскирдовала свежие пухлые копны. И Зимогор, как нри старался. не смог увидеть даже свой «Буран», оставленный в промоине, хотя точно знал его координаты.

– Ну? И где твой труп? – Командир усмехнулся. – Что-то нам сегодня не везет с покойниками. Или ты… А ну, признайся!

– Да нет, серьёзно, Фёдор! Просто – уже занесло.

– На поворотах заносит, ага, – невесело скаламбурил лётчик. – Вот связался я с вами…

Прожектор под брюхом вертушки погас, и темнота, мгновенно поднявшаяся снизу, точно подбросила вертолёт – Силычёв стал набирать высоты.

– Ты что? Домой? – спросил охотник.

– Нет. К тёще на блины. А у тебя ещё есть предложения?

– Есть. – Охотник оживился. – Давайте сгоняем за мясом?

– Это где? За каким ещё мясом?

– Да я там настрелял как в тире… – Зимогор подмигнул нервным тиком. – Давай, Анатолич, сгоняем! Избушку-то найдём. У перевала. Вот здесь… – Он пальцем потыкал по карте.

– Труп мы уже нашли! – с недоверием отозвался Силычев.

– Да я же говорю тебе, вот здесь, у перевала! У Трёх Ключей. Да ты же должен знать эту избушку!

– У Трёх Ключей? Ну, знаю.

Прикинув, что может уложиться по времени, Силычев, поддался уговорам. Круто завалил машину на левый бок. Лысоватые сопки, подёрнутые пепельным мороком, стремительно увеличиваясь в размерах, пошли навстречу, и под ложечкой у Тиморея заныло. И Черныш заскулил, находясь под сидением охотника, отчаянно упираясь когтями в холодный борт.

Сменивши курс, они прошли над сопками, где уже искрились очерки созвездий. Потом ещё немного пролетели над руслом реки, над притоком, образованным Тремя Ключами. Потом Ми-8 приземлился на пригорке возле старого зимовья. В тишине – словно бы сгустившейся над избушкой – под ветерком поскрипывала какая-то старая доска на крыше. У погреба и мерзлотника – елё различимые, но явно свежие – густые россыпи следов. Зверьё ходило в эту «столовку» – запах мяса почуяли.

Деловито, молча, быстро погрузили задеревенелое от стужи оленье мясо. И, когда уже ушли под облака, довольный Зимогор спросил, нервно подмигивая:

– Ну, как? Хватит рассчитаться за керосин?

– Вполне. – Командир улыбнулся. – И на закуску хватит.