Царь-Север

В эту пору, вернувшись из тундры, охотник, не изменяя своей многолетней привычке, славно отпраздновал своё возвращение «в люди». Правда, силы были уже не те, которые когда-то кипели в сердце. Да и не только силы – и возможности были не те. Сегодняшний гусарский размах Зимогора – по сравнению с размахом вчерашним и позавчерашним – выглядел довольно-таки скромно. Сегодня его гульбища ограничивались, как правило, одним или двумя ресторанами, где разбивалась одна или две хрустальные горки посуды, а попутно с этим разбивалась одна или две физиономии, по тем или иным причинам не приглянувшиеся охотнику. Всё это было мелко и ничтожно – с похмелья стыдно даже вспоминать. А то ли дело раньше, господа присяжные! Какой был размах и разбег! Какая вдохновенная поэзия!.. Теперь даже трудно поверить, но было ведь, было… Раньше знакомые лётчики охотно уносили его под облака – на седьмое небо великого блаженства. И самолёты этих знакомых лётчиков – попутным ветром или даже специальным рейсом – доставляли Зимогора в те места, которые испокон веков считаются местами райскими. И считаются вовсе не зря. Там, на лазурных берегах, на песочке, словно бы просеянном через мелкое сито, Егор Зимогор забывал все тяготы и трудности тундровой житухи. Под лучами яростного южного солнца с него сползала страшная морозная короста. Бледнокожее тело, словно бы одетое в белую рубаху, переодевалось в рубаху золотистого загара или даже не в рубаху, а в шелковистый костюм – крепкий загар одевал его полностью: от ногтей на ногах, до корней волос на голове. Тундровой замшелый фраер – через день, через два – он преображался так, что мамка родная узнать бы не смогла. Малиновый кабриолет – в то время штука редкая и очень дорогая – уносил его по серпантину южных гор. А в кабриолете сидела юная крошка, влюблённая в него как кошка. Судак, Мисхор, Новороссийск, Сухуми и другие города и веси мелькали за бортом кабриолета. Одна за другою сменялись гостиницы. Южные звёзды кружились над морем. Цикады повсюду трещали. Светлячки, похожие на трассирующие пули, прошивали воздух тёплых вечеров и необычайно смолистых ночей. Голову кружило легкое вино и запах моря, взбудораженного недавним штормом. Сколько было песен и друзей! Сколько было надежд и мечтаний! Особенно много надежд и мечтаний у Егора Зимогора появилось после того, как он обзавёлся семьёй. Ему хотелось широко, по-царски развернуться перед любимыми людьми – женой и сыном. Хотелось показать весь мир. И вот здесь-то его подстерегла судьба-злодейка. Жизнь перевернулась вверх тормашками. И новые хозяева жизни, выпрыгнувшие как черти из табакерки, с неожиданной ловкостью ограбили его, раздели, можно сказать, до нитки и оставили на морозе. И теперь он уже не мечтал и даже думать забыл о морях.

«Другие думы давят череп мне!» – будучи во хмелю, частенько цитировал он своего любимого поэта.

2

Скромненько так, без особого шума Егор Зимогор погулял, побушевал несколько дней и ночей, как бушует Тихий океан, вдруг становясь Великим, диким океаном, способным сотворить кораблекрушение. А потом – опять же несколько дней и ночей – занимаясь самобичеванием, охотник стонал и кряхтел, потел и пыхтел. Всеми возможными способами он лечил себя и восстанавливал, как восстанавливают разрушенную крепость после мощного налёта неприятеля. Глазница крепости была подбита. Пороховые погреба горели – пивком да квасом заливать приходилось.

Восстанавливая крепость тела и духа, Зимогор листал газеты, скопившиеся за время отсутствия, позванивал друзьям, приятелям. Беспокоил адвокатов и юристов. Зачем? Егор давно прослышал сказку-побаску насчёт Царя-Севера. Слушал впервой – усмехался. А в последние год-полтора – осенило: «А что, надо взять в аренду кусок тундры! Надо стать хозяином – царём своей земли!» И вот теперь он консультировался с юристами и адвокатами, как правильней, грамотней оформить бумаги на «Царскую вотчину»; так, слегка высокопарно, Егор назвал отрезок тундровой земли.

Голова прояснилась. И охотник вспомнил про Дегтяревского, одного из профсоюзных предводителей. Денис Епифанович – молодой, но ушлый, подскажет, как лучше оформить документы на общинно-родовое хозяйство.

Друзьями не были они, скорей – приятели, хорошие знакомые. Перезванивались редко, поэтому Дегтяревский слегка удивился и чуть обрадовался.

– «Царская вотчина», говоришь? Недурственное дело. Своя земля – это большая сила. Я тоже думаю на землю сесть. Только не здесь, не на Севере. Поеду на родину. У меня там мамка, брат, – скороговоркой тарахтел Дегтяревский. – Давай мы сделаем так. Сейчас у меня дел по горло. Я на днях лечу в Москву, а потом свободен. Встретимся, пивка возьмём и неторопливо потолкуем по поводу твоей «Царской вотчины». Так тебя устроит? Или ты опять уедешь в тундру?.. Что молчишь?

Егор стоял у телефона и мучительно морщился.

– Что-то я хотел тебе сказать… – Глаз его нервно подмигнул. – Что-то насчет Москвы…

– Говори, Егор Иваныч. Да поскорей. Время – деньги.