Царь-Север

– Серьёзно. Это факт. Наукой доказано. А поэтому, – Зимогор стукнул кулаком по столу и выдвинул челюсть вперед, – даже если они оторвут мне башку, я дней десять буду ещё жить. И никуда они, твари, от меня не уйдут… И всё! – Охотник – теперь уже не кулаком – ладошкой – пришлепнул по столу. – Всё! Мы эту тему закрываем. На замок. А ключ выбрасываем. В море. В белое море пурги… А? Как хорошо сказал, собака! – Зимогор засмеялся. – Ладно, пойду «Буран» укрою брезентухой, а то, смотрю, сорвало… Да надо из прицепа кое-что забрать, а то зверьё припрется, наведет порядок…

Дверь за охотником закрылась – крякнула селезнем.

8

Художник сквозь дрёму заслышал мягкие шаги по потолку. Словно дух какой-то – Духозим – походил вокруг трубы, чем-то пошуршал, ворча себе под нос, а потом сбросил доски под окно и спустился на землю.

Дорогин разлепил сонные веки. И тут же они снова склеились.

– Это ты, Егор?

– Нет, – насмешливо ответили. – Это я, Духозим.

Находясь на грани сна и яви, художник хотел взглянуть, но силы не было – открыть глаза.

– Духозим? – пробормотал он. – Ты что надумал?

– Новые лыжи.

«А старые? – засыпая, подумал Тимоха. – Хорошие были, с камусом…»

Зимогор, в эту минуту выступающий в роли Духозима, сказал, словно читая мысли на расстоянии:

– Я осмотрел обломки, в печку выбросил. Ни к чёрту не годятся.

Камуса – шкуры с нижней части ноги северного оленя – рядом не было, и Егор надумал мастерить простые лыжи-голицы.

«По идее, – рассуждал он, – надо использовать ель, выросшую на сухой земле. Обычно около комля отпиливают ровное бревно, распускают на четыре плахи – метра два длиной. Те плахи, что ближе к наружной части, лучше всего годятся в дело. Но у нас тут, парень, военно-полевые условия, так что не будем губу раскатывать!»

На крыше зимовья охотник натскнулся на плахи, пускай не еловые, но хорошие. И длина подходящая, и ширина в самый раз – сантиметров двадцать. Из прицепа доставши брусок, он подточил топор и, проверив лезвие на волоске, выдранном из бороды, остался доволен. Взялся плахи стесывать до толщины двух сантиметров. На ребре доски сделал разметку будущей лыжи: где будет кончик носа, где и какая длина пятки, где грузовая площадка – место для ноги. А дальше топорная работа усложнялась – ювелирной делалась.

Егор достал очки и дальше рассуждал: «Доски нужно обтёсывать с таким расчетом, чтобы в районе ступни толщина была два сантиметра. Передний край – двенадцать миллиметров. Задний – пятнадцать. Да, чуть не забыл! – спохватился, вынимая стружку из бороды. – Грузовую площадку надо расположить не по центру тяжести доски – сместить ближе к носу…»

В комнате – едва уловимо для глаза – смеркалось.

Волшебный Цветок Светлотая стал засыпать – лепестки закрывались, свет уходил из серебряной чашечки.

– Ну, а что ж ты хочешь? – прошептал охотник. – Если он живой, так ему же надобно поспать.

Посмотрев по сторонам, Зимогор обратил внимание на горки старого нагара на столе: когда-то здесь горели свечи, стеарин наплавился. Он со стола и с пола старательно соскоблил парафин, – получилась полная пригоршня. Выдрав из журнала атласный лист, свернул, скрутил его, нитку намочил в подсолнечном масле и воскликнул подобно Богу:

– Да будет свет!

Поглощая вкусное подсолнечное масло, стебелёк фитиля затрещал, раскрывая горячий бутон.

На вторые сутки лыжи-голицы были почти готовы. Оставалось только распарить доски, чтобы загнуть концы при помощи деревянных брусков и закрепить – пускай сушатся. Остальное – мелочь. Старые ремни приладить к новым лыжам; продолбить два сквозных отверстия и клинышками зажать в них ремни. И, пожалуй, последний штришок – на грузовую площадку приколотить или приклеить бересту. Вот и всё. И можно ехать вдогонку за ветром.

Охотник посмотрел на спящего «туриста».

– Эх! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним! – воскликнул восторженный мастер. – Вставай, красавица, проснись! Навстречу северной Авроры открой свои тупые взоры!

Он засмеялся – одеяло потянул с лежебоки.

– Чем тут воняет? – Приподнимаясь, Дорогин поморщился. – До неприличия прямо-таки…

– Интеллигент! Стрелять его ять! – Отвернувшись, охотник разговаривал как будто сам с собою или с кем-то ещё. – Видишь, как он нос воротит? А?

В зимовье действительно стоял тяжёлый дух; готовые дыжи охотник пропитал подогретой древесной смолой, разбавленной скипидаром и дёгтем.

9

Пурговать пришлось почти неделю. По календарю это всего лишь суток пять или шесть. А вот по ощущениям – пять или шесть унылых, скучных месяцев. Делать было нечего. Тоска. Сидели, гоняли чаи. Потом Зимогор догадался: вырезал шахматные фигурки из дерева. Фигурки, правда, были смехотворные – убогие слоны, похожие на мамонтов и носорогов; короли, похожие на придворных шутов. Но ничего, можно было играть за неимением лучшего. Только вот играть-то не пришлось. Зимогор был шахматист хороший – раз, два и мат. А художник – как большинство людей творческих – рассеяно, слабо играл, поэтому он вскоре отвернулся от этих самодельных «убогих королей и доисторических мамонтов».