Царь-Север

Зимогор – будь он один – рискнул бы уйти по Серебряной Страханче. А вдвоем нельзя. Страханча – кошмарная река. В глубоких уловах и в потаённых коварных ямах столько трупов «хороводит» – никому не сосчитать. И всё-таки охотник в одиночку мог бы отважиться. Расчёт был верный: если кто-то караулит, – пускай по следу чешет. Где-нибудь наверняка найдет погибель. А он, Зимогор, неоднократно ходил, как по сверкающему лезвию, по Серебряной Страханче. Ходил, хотя прекрасно помнил предупреждения стариков-оленеводов: «Ты, однако, парень, шибко не играй с огнем!» А он играл. Характер не переделаешь. Во-первых, азарт разжигал ретивое и хотелось что-то доказать себе. А во-вторых, другие старики, аборигены, научили русского парня изумительному искусству. Всей душою, всей шкурой надо чувствовать шорох – неуловимый внутренний голос Страханчи-реки. По ней нужно уметь ходить нежнее, чем по минному полю. Надо взволнованной кровью своей – слиться с холодною кровью реки. Надо суметь превратиться в «большое ухо», способное безошибочно слышать, где река «поёт», где «не поёт». Там главное – не провалиться. На пути встречается такая пустоледица – идёшь, идёшь по беломраморной твердыне и вдруг обломишься на ровном месте. А если ухнешь в воду – всё, хана! Сильная и дерзкая, стремительная Страханча работает, как шаровая мельница. Огромные круглые камни катятся по дну. Камни подсекают человека, ломают, крошат. И вот уже река несёт мешок костей, в труху перетирает на перекатах, чтобы выбросить на островок или на берег лохмотья человеческого тела – на радость воронью, песцу, росомахе или медведю. Вот что это такое – Серебряная Страханча, названная так из чувства ужаса перед рекой и из чувства поклонения перед её серебряными жилами, потаённо протянутыми в камнях вдоль берега. Про эти серебряные жилы мало кто знает, потому что мало кто ходил по Страханче. Были молодчики, пронюхали про жилы серебра, хотели поживиться. Где они теперь? Про это знает только водяной, живущий в Серебряной Страханче…

18

Охотник торопился к Тихому ручью. Волновался – и проскочил мимо затёски на дереве, где нужно поворачивать. На пригорке остановился, в недоумении оглядывая окрестность. Избушки не видно. И не видно большое горелое дерево – хороший ориентир; то ли молния когда пальнула в могучий ствол, то ли пожар свирепствовал, но ливень погасил его; обгорелый ствол торчал на поляне в снегу – за версту видать при свете дня.

По собственному следу вернувшись назад, Егор нашёл необходимую затесь – чуть повыше человеческого роста. Подлетая к избушке, глазастый охотник не мог не заметить странный серебристый свет в оконной раме – Волшебный Цветок Светлотая светился.

«А что там у него? – мельком подумал, поддавая газу. – Уж не горит ли?..»

Прежде чем остановиться, Зимогор – лихой парень! – резиновыми траками нарисовал замысловатый крендель на снегу возле порога.

Странный свет в окне исчез.

«Показалось, что ли?»

Заглушив мотор, он столкнул Черныша, пригревшегося около груди. Соскочил с «Бурана», подрыгал ногами, разгоняя застоявшуюся кровь и стряхивая снег со спины – от быстрой езды вся спина побелела, будто мешки с мукой таскал. Присевши возле мотора, он поплевал на железки, послушал, как слюна шипит. Потрогал свечу зажигания и сказал Чернышу, сидящему рядом:

– Цилиндр стал барахлить. А дорога-то дальняя…

Скрипнула дверь.

– Ну, здорово! Проходи! – Тиморей был весёлый, довольный своим отшельничеством. Только небритый, немытый. Волосы на голове всклокочены. Поначалу, когда поселился на Тихом ручье, он по утрам исправно вылизывал лезвием щёки. Потом навалился на чтиво – журналы, книги. Потом промысловое дело закрутило его, а тут ещё кухня – надо же варить себе чего-то. Короче – бросил бриться. Лицо покрылось «пылью шерстяной» – борода наметилась. Но даже и сквозь бороду было заметно – исхудал.

– Ну, что, турист? Как жисть?

– Нормально.

– А что у тебя тут сверкало? – Егор на печку посмотрел, принюхался. – Как будто что-то горело…

– Я не знаю, нет… – Дорогин отвернулся, словно бы что-то скрывая. – Ничего тут не горело.

– Значит, показалось. – Зимогор опустился на предложенный табурет. – Ну, что, охотничек? Успехи есть? Похвастайся!

– Особо-то нечем. Айда, покажу.

Спрашивал Егор с легкой усмешкой. Но когда пришла пора внимательно рассматривать добычу, он изумленно выругался, потом рассмеялся, на время забывая ту тревогу, из-за которой приехал.

– Ты хочешь сказать, что вот это – поймал?

– Нет, в магазине купил. По знакомству.

Егор удивленно качал головой.

– Турист несчастный! Ты даже сам не понял, что поймал.

– Почему не понял? Соболь. Разве нет?

– Соболь-то соболь…

– Ну? А в чём дело? – Тиморей щетину почесал.

– А дело в том, что ты, замшелый фраер, городской турист, ни уха, ни рыла не соображающий в тундровых делах… Ты каким-то невероятным образом соболя поймал на песцовый капкан. Парадокс!

– Какой парадокс?