Царь-Север

– Спокойно! Мы уже взлетаем! – яростно ответил Зимин, глядя в сторону склада горюче-смазочных материалов.

Склад загорелся. Красноватыми и желтыми фонтанами взрывались трехсотлитровые бочки с бензином. Взлетая помятыми консервными банками, бочки кувыркались в небе и опустошенно – медленно – оседали, откатываясь в сторону взлетной полосы.

Нервничая, Мастаков покусывал «пельмень» нижней губы. Она дрожала – белая, как тесто.

Арктическое топливо горело, вскидывая к небу черные хвосты. Будто живые, катились во все стороны доски, бухты кабеля, ящики с яркой маркировкой «Грузополучатель – полярная станция». Гремели железные трубы, расползаясь гигантскими, гремучими змеями…

Бедный Циркач, белый медведь, оказался в центре этой заварухи. Вот она, сладкая жизнь, поманила зверя и погубила. Медведь приплыл к полярникам за баночкой сгущенки. Ну и влип. В такую сгущенку попал, не дай Бог! Очутившись на верху перевернутой мокрой глыбы, медведь ревел, вздымая морду к небу. Шерсть на загривке и по хребту встопорщилась белыми щепками. Раскидывая лапы врастопырку, ломая железоподобные когти, зверь пытался закрепиться на скользкой, мокрой поверхности. Кое-как зацепился, утих, загнанно дыша, глубоко и часто выкатывая пушистое брюхо, похожее на мячик. Но осколок льдины крутанулся веретеном, с маху ударился о другой обломок. И всё. На месте белого медведя полыхнуло кровавое пятно – будто сырая лохматая тряпка. Обломок перевернулся и засиял умытым чистым рылом: проглотил медведя и облизнулся.

Летчик залез в кабину.

– Мастаков! Что у вас там? – кричал по рации начальник управления авиацией. – Как дела?

– Хреново, Николай Витольдович.

– А? Плохо слышно.

– Всё нормально, говорю. Идем ко дну.

– Успеете взлететь?

– Постараюсь.

– Приказываю ждать до последнего.

– Понял… Бегу на подмогу!

Все основное с полярной станции было уже отправлено с другими самолетами. Люди подчищали остатки оборудования и ценной документации, накопившейся за годы дрейфа советской базы.

Потный, сажей перепачканный Зимин, шатаясь, подошел к самолету.

– Шабаш! – прохрипел. – Дальше некуда…

Взревели движки. Мастаков перевел управление на взлетный режим. Самолет залихорадило и поволокло по наклонной взлетной полосе – как по лезвию бритвы, которое там и тут ломалось, норовило порезать брюхо.

Внизу постреливало. Темные трещины синевато ветвились – впереди по курсу и с боков. С каждой секундой «ветки» разрастались, обретая размеры неохватных стволов. Ледяные «сучья» с треском ломаясь, бухали по брюху самолета и заскакивали на фюзеляж, вращаясь яркими волчками, напоминающими шаровую молнию.

«Господи! – взмолился он, раскаляя моторы в коротком разгоне. – Только бы хватило взлетной полосы!»

Нет, не хватило. Самолет обвально ахнул, потеряв опору и не набрав необходимой скорости. Завалился на левое крыло, потом на правое…Еще немного – и можно было бы сорваться в штопор. Но, слава Богу, ветер! Ударил встречный ветер под крыло. Сильный, океанский ветер! Он подставил хребтину свою под самолёт – помог удержать равновесие и сохранить инерцию стремительного взлета.

Радость мелькнула в душе, только рано пока что праздновать. Сцепивши зубы, он врубил форсаж и плавно развернулся. После набора высоты чуть-чуть расслабился. Перестал кусать «пельмень» – кровь на губе дрожала. Облегченно вздыхая, летчик посмотрел под крыло и от удивления пошевелил бровями: стихия очень скоро с грязным своим делом справилась, и руки в океане вымыла. От Старухи-льдины остались только мелкие ощепья, стекловидные осколки, белым рваным саваном колыхающиеся на волнах, да расплывающееся мазутное пятно, напоминающее ворвань – рыбий жир, над которым заполошно кружили чайки, лишившиеся привычного островка в океане.

Несчастный Себастьян Васильевич Зимин смотрел на останки своей полярной станции. Плакал, не скрывая слез.

– Всё! – говорил обреченно. – Спета песенка моя! Уволят к чертовой матери. Давно уже хотели, да всё не было случая…

– А вы-то здесь при чем? Стихия…

– Вот и спишут меня – на стихию. Какой с неё спрос?

Зимин был доктором наук. Вытирая слезы грязным рукавом, он всю дорогу – до материка – строил научные догадки и гипотезы. Говорил о каком-то вулкане, проснувшемся под океаном: глубоководное землетрясение, дескать, наделало шуму в округе и раскололо трехметровый айсберг, видимо, уже имевший опасную червоточину.

– Нечто подобное, – вспомнил Зимин, – уже происходило в июне 1934 года под морем Флорес в районе Зондских островов. Тогда залихорадило на глубине более чем семисот километров… – Он помолчал, покашлял. – Извиняюсь… У вас не найдется спиртного?

– Есть немного.

По привычке прикрывая кончик носа, Зимин сказал:

– Надо выпить. За помин души Старухи.