Царь-Север

Циркач настроен был миролюбиво. Черные дремучие глаза, страшной силой способные парализовать кого угодно, покрылись медовой пленкой. Циркач сопел и жмурился. Тяжёлая башка вытягивалась на короткой сильной шее. Принюхиваясь к банке со сгущенкой, зверь тыкал черным влажным носом. Приняв подачку, он железным когтем, точно консервным ножом, легко вспорол жестянку и, раскрывши пасть, выдавливал содержимое. Выдавил, как тюбик с пастой. Сгущёнка ленивыми струями сочилась мимо пасти, пачкала морду, лапы.

Проворно управившись с банкой, Циркач отошел от летчика. Посидел на солнцепеке, облизываясь, как сытый огромный котяра. Его насторожило клацанье фотоаппарата (Мастаков снимал и другие.) Замирая, зверь настороженно принюхивался. Эти сухие щелчки напоминали клацанье оружия, из которого стреляли в воздух, отпугивая медведей. В какое-то мгновенье он внезапно перестал быть мирным, добрым Циркачом. Опустился на четвереньки и сделал угрожающе движение в сторону Мастакова. Тут главное – не струсить. Не побежать. Летчик, слегка бледнея, постоял, переживая одну из самых «золотых» минут в своей судьбе. Медведь обнюхал фотоаппарат. Посмотрел на оружие – Зимин стоял наизготовку. Отходя от вооруженных людей, зверь оглянулся. Ни разу не испытавший на себе убойную силу железных вонючих стволов, он каким-то вековым чутьем угадывал: опасность может исходить именно из этих длинных узких «норок».

На льдине Абросим Алексеевич подружился с метеорологами, аэрологами, радиофизиком и другими зимовщиками. Кое у кого из них на кожаных куртках были прикручены эмалевые значки с изображением Земного Шара и алого флага: «Участнику дрейфа на Северном полюсе».

Мастаков подтрунивал:

– Про вас никто не скажет, что вы не дрейфили!

Когда бесновалась пурга, он поневоле гостил у полярников. Самолет крепили стальными тросами к «мертвякам», впаянным в лед. Коротая непогоду, Абросим Алексеевич играл с парнями в шахматы, в карты, смотрел затертые до дырок киноленты. Ветер бесился за окном, волны шерстил и наизнанку выворачивал океан.

– Парни! – говорил Мастаков. – Есть идея! Можно сказать, заветная мечта! Хочу поставить памятник. Да чтобы не простой, а золотой. Памятник хорошей погоде…

Полярники посмеялись. Кто-то серьезно сказал:

– Нам бы схему да чертеж, мы б затеяли вертёж!

А утром Себастьян Васильевич на видном месте повесил приказ: объявлялся конкурс на памятник хорошей погоде. Указаны были этапы конкурса, сроки исполнения и вознаграждение. И Мастаков подумал: «Молодцы! Тут без юмора замерзнешь!» Но Себастьян Васильевич оказался «серьезным шутником». Потребовал обязательного выполнения приказа. И товарищи зимовщики, вооружившись инструментами, стали кувыркаться на морозе, упражняться, вырезая ледяные фантастические фигуры на тему: «Памятник хорошей погоде». Среди любительских произведений попадались такие изумительные штучки – Мастаков до сих пор жалеет, что скульптуры погибли во время стихийного бедствия.

…Каждые три часа, прихвативши крупнокалиберное пятизарядное ружье с разрывными патронами, метеорологи выходили на свой пост, делали измерения.

Абросиму Алексеевичу не спалось:

– А можно мне с вами?

– Любопытно? Идемте.

По страховочному тросу шли на площадку, и летчик совал свой нос повсюду, заглядывая даже в гидрологическую лунку. Всё было интересно. Зимин удивил его, сказав, что некоторые синоптические наблюдения начинаются во время открытия станции и заканчиваются только с последним самолетом.

Непогода стихала, и полярники, помогая Мастакову, брались за лопаты. Пробивались к белому кургану, под которым покоился «борт». Потели, копали, добирались до фюзеляжа, до крыльев, до хвоста. Дальше – как на раскопках – осторожно обметали вениками, метлами, скребли дощечки. И он взлетал. И чувствовал, что оставляет под крылом что-то гораздо большее, чем просто полярную дрейфующую станцию. Душу грело и волновало странное чувство родства с океаном, чувство далекой полярной прародины, о которой он узнает гораздо позже. В полетах над океаном Абросим Алексеевич поймал себя на том, что… сочиняет сказки.

4

Рассказывал он свои сказки обычно где-нибудь у костра, на рыбалке или на охоте.

– Был вчера в Канаде. За папиросами летал. Закончились, как назло. Интересно было посмотреть, как там рыбу ловят.

– Ну, ну, – подбадривали мужики. – И что? Как там ловят буржуи?

– Оригинально. Это у них называется «ленивое рыболовство». При отливе океана тамошние мужики, задрав штаны, бегают по берегу, шесты втыкают в обнажившееся дно. Сети между шестами натягивают. Океан ветрами дышит и, выкатывая грудь горой, идет приливом на берег. Ну и рыба косяками в сети прет!

С ним соглашались:

– Ясное дело – прет!

– А когда океан опадает во время отлива, хитромудрые канадцы, переставая почесывать брюхи на берегу, приступают к сбору морского урожая.

Слушатели завидовали:

– Вот как живут цивилизованные люди! А мы? «Расея»! Как были деревней, так и остались…

Летчик возразил:

– Ты бы так не говорил, если бы знал, что означает само слово «Канада».

– Ну и что же оно означает?

– «Деревня».

– Как так?!