Царь-Север

Ерофейка стал чудить с тех пор. Бросил артель. В тайгу подался. ЗОЛОТОГО ГЛУХАРЯ искал. Молодой, но опытный охотник – он знал, что глухари токуют из года в год на одних и тех же местах. В начале марта, когда птицы приближаются к местам токовищ, когда глухари сильными крыльями чертят по солнечному снегу, Ерофейка был начеку. Зорким глазом подмечал, где и какой петух вытаптывает себе площадку на снегу. Где разбрасывает помет, когда находится на дереве, туда-сюда вышагивает по голой ветке или сухому сучку, токуя без ума, без памяти. Бесшумный и ловкий как зверь, Ерофейка выучился близко подкрадываться. Стрелял всегда «под песню», твердо зная, что глухарь не боится вспышки и не слышит грохота; вдохновенный глухарь не прекратит своей зазывной песни, даже если охотник промажет – лишь бы дробью не осыпало певца. Совершая убийство – это была не охота, убийство! – Ерофейка хладнокровно распарывал зоб и руку запускал, будто в чужую мошну. Матерясь, отбрасывал горячего певца – лисица, росомаха подберут. И начинал выслеживать другого. И скоро он перебил всех глухарей на токовище, где ему однажды повезло. Недолго думая, перебрался на второе токовище – за перевалом. И там распотрошил всех петухов. И снова пусто. Ерофейка исхудал, осунулся, бородою оброс. Глаза блестели странным золотистым блеском…

Третье токовище находилось неподалеку от енисейской деревни. Местные охотники приметили его, подкараулили.

– Зачем же ты стреляешь и бросаешь птицу?

– А вам какое дело?

– Как это – «какое»? Иди к себе, там разоряй тока. А у нас тут нечего…

– Вы что, его купили, ток?

– А ты? Паскудник! – Мужики взъярились. – Ты уже третье токовище думаешь зорить… Ты что? Сдурел?

– Ищу! – признался он, затравленно поглядывая по сторонам.

– Чего? Кого ты ищешь…

– Золотого глухаря.

Мужики присмотрелись. Эге! Охотник был какой-то шалый. Глаза горят. Вместо крестика на шее – на гайтане – глухариная лапка болтается. За пазухой – цветные перья глухаря, чтобы не мерзнуть. Руки трясутся, как только стреляет.

С ним заговорили осторожней.

– Золотой глухарь? А что за птица?

– Есть такая… сказочная, – сообщил он, по-детски улыбаясь. – Кто подстрелит – мигом разбогатеет.

– Сказочные птицы – необыкновенные, только в сказках летают. А у нас глухарь обыкновенный. Есть еще – каменный глухарь, его зовут здесь черным глухарем. А золотого нет, – говорили ему. – И не бывало никогда. А иначе старожилы знали бы.

– Старожилы – козлы бородатые. – Ерофейка вдруг рассердился. – Что они знают? Козлы. Есть на белом свете ЗОЛОТОЙ ГЛУХАРЬ. Смотрите! – Ерофейка вынул кошелек, лежащий в пазухе под перьями. – Есть, ребята, ЗОЛОТОЙ ГЛУХАРЬ. Только тихо. Никому. Секрет.

И он пошел куда-то в глубину дремучей тайги. Несколько лет колобродил – в основном по весне – сказочного глухаря искал. Интересно то, что одевался Ерофейка добротно, ярко. Рубахи были – цвета весенних глухарей. И голосом он тоже был – глухарь, талантливый глухарь. Прекрасно подражал. Однажды в сумерках на утренней заре чуть не подстрелили на току.

Подошли к нему.

– Эй, дядя! Ты чего здесь?

Блаженно улыбаясь и не обращая внимания на охотников – как делает это настоящий глухарь во время песни – он прошипел, выдавая первое колено:

– Тэк-тэк-тэк!.. Тэк-тэк-тэк! – И тут же второе колено пошло: – Чичивря! Чичивря! Чичивря!

Охотники послушали. Изумились.

– Хорошо поет, подлец.

– А ведь когда-нибудь пристрелят на току.

– Глухарь! А где твое гнездо?

Закончив песню, он помахал широким цветастым рукавом-крылом, показывал куда-то в сторону города.

В Енисейске у него был добротный каменный дом, жена с двумя ребятишками. Их так и прозвали – Глухари. Теперь никто не вспомнит подлинной фамилии. Глухари да Глухари, и всё. Ерофейка-Глухарь так до самой смерти и протоковал в тайге. Не всегда, а лишь когда «накатывало». А когда «отпускало» – становился добрым, хозяйским мужиком. По дому колготился, по огороду. С детишками любил возиться. Накатывало – в основном ближе к весне, когда в тайге по мартовскому снегу петухи рисовали крыльями. Когда слышалась первая глухариная песня во мгле на моховых болотах, поросших кривыми сосенками, а также среди высокоствольных сосняков по теплым гривам и в потаенных смешанных лесах Сибири, где стоят среди елей большие дуплистые осины, овеянные древностью и духом доброй сказки…

8

Глухарей было четверо – сыновья. Троих уже нету в живых. Двое старших по стопам родителя пошли, искали «золотого глухаря», потрошили токовища в тайге, да там и сгинули. Третий утонул на Енисее, на Казачинском пороге. Четвертый – Ефим. К золотишку тоже был неравнодушен. В молодости азартно шарил по карманам золотоносных ручьев, шурфы колотил – кожа с мясом сползала с ладоней. Зло, упрямо искал. Находил, буйно бражничал в Енисейске. Драться любил – и хлебом не корми, дай своротить кому-нибудь скулу, засветить фонарь под глазом. Девок шибко обожал. Цыганские напевы душу рвали. Это – когда при памяти. А перепивался – все летело под откос: цыгане, лошади; Ефим хватался за ружье, за нож… С ним трудно было справиться.