Трудно отпустить

– Хантер, подожди. – Но он не останавливается. – Правда. Правда, – кричу я, и он притормаживает, но не оборачивается. Я смотрю на него, стоящего в ярких огнях арены, на которой ему предстоит играть этим вечером. – Я не могу признаться, почему я здесь, потому что, как только сделаю это, то, что произошло между нами, уже не сможет повториться. Не могу сказать то, что ты хочешь услышать, потому что тогда пересеку красную линию, и все, из-за чего я хочу снова и снова прийти к тебе с той самой ночи, как ушла, будет похоронено и забыто. – У меня перехватывает дыхание. Что-то похожее на всхлип вырывается наружу, но на самом деле это страх – боязнь признаться и ему, и себе.

Боязнь признаться, что когда-то я влюбилась в Хантера Мэддокса и то, что теперь я здесь, что переспала с ним, только подчеркивает тот факт, что мне так и не удалось его забыть. Что все это время я подбирала ему посредственные замены, на фоне которых он не мерк, а только сиял ярче.

Хантер оборачивается и пристально смотрит обжигающим взглядом мне в глаза так, как никогда раньше не смотрел. Он напрягает челюсть, будто пытается сдержать эмоции, грозящиеся отразиться на его равнодушном лице.

Надежда, что он выслушает меня, постепенно угасает.

Я пожимаю плечами и выкладываю то, что еще не успела сказать.

– Я не знаю, что делать. Не знаю. Отец прислал меня, чтобы переманить тебя в наше агентство, потому что ты – это ты. Любой агент был бы психом, если бы не захотел сделать тебя своим клиентом. Теперь, когда я здесь, я не уверена, что смогу довести дело до конца. Я знаю, тебя что-то мучает, и готова сделать что угодно, лишь бы помочь. Но если предложу, ты будешь сомневаться, сделала я это, потому что искренне переживаю или чтобы получить от тебя пользу. Ответ прост – я беспокоюсь о тебе, даже если ты, как кажется, не жаждешь чьей-либо заботы. Так скажи же, Хантер, что мне делать?

Когда проливается первая слезинка, я смахиваю ее тыльной стороной ладони. Взвинченная до предела, я стою перед ним, открыв свои намерения и ожидая ответа.

– Мне пора на тренировку.

Он отворачивается и направляется ко входу на арену.

А я только смотрю ему вслед.

Слежу за каждым шагом.

Но на этот раз сквозь слезы.

Я получила ответ.

Он ушел.

Решение принято.

Хантер оставил меня.

С меня хватит.

Пора возвращаться домой.

Глава 40. Деккер

Я смотрю на отчет. Хотелось бы мне добавить в него хоть что-то, но я не могу.

Я провалилась. Отец доверился мне, а я все испортила.

Посмотрев на документ еще раз, я нажимаю кнопку «Отправить».

Глава 41. Хантер

Отец:

Твоя худшая игра за год. Почему ты не сосредоточен, сын? Подумай обо всем, от чего мы отказались ради того, чтобы ты оказался там, где сейчас. Докажи, что достоин этого.

Я:

Да пошел ты.

Я смотрю на сообщение. На три полных враждебности слова. На мигание уведомления. Давление растет. Я устал от всего. Просто. Мать вашу. От всего.

Отец заставлял меня выполнять изматывающие упражнения и отрабатывать удары до поздней ночи.

Никаких перерывов.

Никакой жалости.

Только вес целого мира на моих плечах. Только осознание, что Джон сел за руль по моей вине. Я стал катализатором, из-за которого он сел в машину и лишился блестящей карьеры.

Заурядный братец, вынужденный воплощать мечту, которую Джон больше не может осуществить.

Потому что им ничего не остается, кроме как жить ради Джона. Даже если я все еще жив и у меня есть свои мечты.

Жизнь ради кого-то другого так утомляет, так пугает и так чертовски разочаровывает.

Уведомление мигает.

Все те же три слова, которые я хотел отправить после каждого матча с тех пор, как начал заниматься хоккеем профессионально.

Три слова.

Говорящие так много.

Я никогда не займу его место.

Никогда не стану настолько же хорош.

Но я – это я. Черт возьми, я – это я. Человек, который принял вызов и прожил каждое мгновение так, чтобы Джон знал – я сожалею. Чертовски сожалею о том, что сделал тем вечером. О том, что солгал. О том, что не проявил ответственности. О том, что не был тем, кто взял ключи.

Именно из-за чувства вины я всегда удалял эти три слова.

Именно из-за чувства вины никогда не считал себя достойным чего-либо: похвалы, почестей, любви.

Именно из-за чувства вины я наказывал себя.

Но будь я проклят, если все не пошло коту под хвост вчера, когда я ушел от Деккер.

Будь я проклят, если, посмотрев на ложу прессы и не увидев ее там (как было на протяжении последних трех недель), я не потерял концентрацию. Я думал о десяти других вещах, которые стоило сказать ей вместо той фразы, что я произнес.

Боль в ее глазах после того, как я проигнорировал каждое ее слово.

– Все в порядке, Бешеный пес? – спрашивает подошедший Каллум. Я прислоняюсь спиной к шкафчику и кладу телефон на колено.