Трудно отпустить

– Ага. Просто… игра выдалась жесткой. – Я бросаю взгляд на пакет со льдом, примотанный к моему колену пищевой пленкой, и качаю головой:

– Как и всегда. «Бандольеры» как гребаные головорезы.

– Не стану спорить.

– Ты был крут.

Я киваю и тут же прокручиваю только что прошедший матч в голове. Я вижу лишь пропущенные удары, все те разы, когда получил клюшкой, дурацкие фолы.

– Эх. Хоть и не согласен с тобой, но спора затевать не стану.

Он проверяет подошвы коньков и какое-то время возится с ними, прежде чем повернуться и посмотреть на меня напряженным взглядом.

– Она уехала?

Ему не нужно пояснять, о ком речь, а я оставляю при себе все попытки притвориться, что не понимаю, о чем он. Я слишком уважаю Каллума.

– Не уверен. Я за ней не слежу. – Но я искал. Спрашивал себя.

– Ага.

– Хочешь что-то сказать, Уитерс? – уточняю я.

– Ничего из того, что ты бы стал слушать, – отвечает он. – Черт. Мы наконец-то возвращаемся домой. Кроватка так и зовет меня.

– Слушаю тебя, – заявляю я, оставив без внимания его комментарий.

Каллум замолкает и, засунув вещи в сумку, пристально смотрит на меня.

– Очевидно, она выводит тебя из себя.

– И что, черт возьми, это значит?

– А то, что я никогда не видел, чтобы ты парился о чем-то, кроме хоккея и своей семьи… но ты ведь паришься о ней.

Я моргаю и пытаюсь понять его – действительно понять, – а потом, как обычно, отмахнуться.

– Кажется, тот удар по голове, что ты схлопотал, был сильнее, чем мы думали, – усмехаюсь я, чтобы сделать свою ложь убедительнее.

– Ты равнодушен к вниманию женщин. Его и так пруд пруди, куда бы ты ни пошел…

– Неважно.

– Но Деккер бросает тебе вызов. – Он перекидывает сумку через плечо и делает несколько шагов в мою сторону.

– И к чему ты клонишь? – уточняю я.

– Что это хорошо. – Он кладет руку мне на плечо и сжимает его. – Она – хороший человек, Мэд. И заслуживает того, чтобы к ней относились соответствующим образом. Что бы ни случилось, помни об этом.

И, не сказав больше ни слова, Каллум выходит из раздевалки, чтобы пройти в транспорт, который отвезет нас домой впервые за, казалось бы, целую вечность.

Но я продолжаю сидеть. В тренерской все еще остались несколько парней. До меня доносится их смех, но в остальном я один.

Совсем один.

И что хуже всего? Я не чувствую себя одиноким, только когда она рядом. Чтоб тебя, Деккер.

Прикрыв глаза, я обдумываю слова Каллума о Деккер и о том, чего она заслуживает. И о том, о чем никогда не позволял себе задумываться: обо мне и о том, чего я не заслуживаю… Но, черт меня дери, если время, проведенное с ней, не заставило меня желать. Желать нас. Возможностей, которые я упустил, мечты о счастье, которые считал невозможными.

Господи.

Я так одинок.

Только в этот раз, поднявшись на ноги, чтобы пойти к автобусу, я не удаляю сообщение.

В этот раз я нажимаю «Отправить». Наконец-то.

Глава 42. Деккер

– Уже полночь. Почему ты все еще здесь?

Когда Брекстон прислоняется плечом к дверному косяку моего кабинета, я смеюсь, но тут же задаюсь вопросом, как много могу ей рассказать.

– Могу спросить то же самое у тебя, – отвечаю я.

– Я забыла контракт, который понадобится мне утром. Легче заскочить за ним сейчас, чем застрять в пробке. А ты ведь знаешь, как я люблю поспать.

Я мягко улыбаюсь, размышляя, почему бесцеремонная Брекстон так добра ко мне.

– Умно, – оцениваю я и смотрю на виднеющийся из окна город. Вдали мигают огни манхэттенских небоскребов. Пока я стараюсь справиться со столькими потрясениями, город продолжает жить.

Я ушла от Хантера не попрощавшись, забыла время, проведенное с «Лесорубами». Ушла, хоть и знала, что оставила с ним свое сердце. Вернулась домой с горьким послевкусием отказа на языке и пониманием, что, не завершив свою работу, подвела отца и сестер. Позволила Сандерсону выиграть.

– Разве сегодня вечером нет матча?

Я со вздохом киваю.

– Да, но… Я решила его пропустить. У меня тонна работы, а сидение в ложе для прессы не убедит Хантера подписать с нами договор.

– Ага. – Она издает глупый раздражающий звук, который будто бы говорит «Не верю ни единому слову», а потом, задумчиво поджав губы, смотрит на меня. – Так ты наконец призналась, что КСМ ведет на него охоту?

– Вроде того. – Смотрю на бумаги, лежащие на моем столе, но мысленно снова переживаю произошедшее – свое признание и его безразличие. Как и много раз за последние пятнадцать лет, мне хотелось бы, чтобы мама была жива и дала мне дельный совет. Кажется, я все испортила. – Он никак не отреагировал, так что даже не знаю, какие выводы делать.

Я не лгу, но тогда почему отвожу взгляд и пытаюсь сморгнуть слезы, вот-вот готовые пролиться?

– Хм. – Брекстон подходит к окну. Уперев руки в бока, она всматривается в горизонт. Я же изучаю ее внимательным взглядом. – Это ведь никогда не проходило, да? – мягко, чуть ли не нежно, говорит она, а Брекстон никогда не бывает нежной.

– Что не проходило? – Я думаю о клиентах и контрактах, за которыми не следила, пока была в отъезде. Что такого я не…

– Твои чувства к Хантеру.