Триумф безголовых

– Постой, кригариец! – сломался храмовник за миг до того, как Вездесущая снова заткнула ему рот. – Раз тебе и впрямь известно, кто я такой, почему ты уверен, будто я тебе что-то скажу?

– Все раскалываются, когда режешь их на ломтики, – пожал плечами монах, велев Псине отступить и позволить храмовнику говорить. – Разве ты какой-то особенный?

– Я – храмовник! – с вызовом бросил Мэнтри. – Как много рыцарей-храмовников тебе прежде доводилось пытать?

– Хм… – Ван Бьер наморщил лоб. – И правда, ни одного. А это имеет значение?

– Громадное! – заверил его калека. – Давай, разделывай меня на куски, язычник! Только зря потратишь силы, потому что я все равно ничего тебе не скажу!

– Скажешь, куда ты денешься, – заверил его в ответ кригариец. – Будет мало боли – добавлю. И снова добавлю, если вдруг опять не хватит.

– Это мы еще поглядим! – ответил Мэнтри. И… показал язык. Причем высунул его с таким усердием, что аж дотянулся им до подбородка.

– Тхаль акран! – выругалась канафирка, первой догадавшись, что это значит. И бросилась к пленнику, но было поздно. Продолжая высовывать язык, храмовник приподнял голову, а затем резко ударил себя здоровой рукой снизу в подбородок.

Брызнула кровь и откушенный язык Мэнтри упал ему на колени. После чего кровь у него изо рта хлынула потоком, заливая бороду и одежду пленника. А сам он, открыв рот, показывал своим мучителям кровоточащий остаток языка и победоносно хохотал.

– Бай харак иль хазради! – Не желая испачкаться в крови, Псина отступила от безумца. Но ван Бьер остался на месте и, в отличие от шпионки, даже не выругался. Лишь горько вздохнул и поцокал языком. А затем ухватил Мэнтри за шиворот, поставил его на колени и одним ударом отрубил ему голову.

– Каков, однако, храбрец, – заметил кригариец, глядя, как голова храмовника катится вниз по проулку. – Давненько не встречал я столь невиданной отваги. Мне так нипочем не смочь. Даже если меня посадят на раскаленный лом или подвесят на дыбе с привязанной к ногам гирей.

– Нашел, чем восхищаться! – Вездесущая сплюнула. И поинтересовалась: – Ну и какие у тебя теперь планы на завтра?

– Не на завтра. На сегодня, – уточнил Пивной Бочонок, вытирая «эфимец» о плащ мертвеца. – Храмовник с крюком оказался дохлой картой. Во всех смыслах. Так что пойду-ка наведаюсь к колдуну. Возможно, он дорожит частями своего тела больше, чем Мэнтри. И не откусит себе язык, пока ему будет, что мне рассказать.

– Закопай тебя Гном! – всплеснула руками Псина. – Да ты кригариец, похоже, напрочь умом тронулся и решил свести в могилу не только себя, но и меня!

– Я тебя в Барж-Маджизу силком не волоку. Можешь не ходить со мной, если боишься, – ответил Баррелий. – Но если пойдешь, буду премного обязан, чего уж там.

– Ты мне и так давно по гроб жизни обязан, – проворчала Вездесущая. Но противиться безумному желанию соратника не стала. – Хорошо, трахнутый ты на всю голову ублюдок, будь по-твоему. Но запомни: как только мы переступим порог башни ибн Анталя, идти на попятную станет поздно.

– А мне все равно больше некуда идти, – развел руками ван Бьер. – Не век же у вас с Гезиром на шее сидеть? Пора бы наконец взбаламутить это болото так, чтобы у нового знаменосца тетрарха от злости флаг в руках затрясся и сопли пузырями надулись. И раз уж мы прикончили его товарища, зачем останавливаться на достигнутом? Пойдем до конца, и будь что будет…

Глава 26

Помимо копья и меча у стерегущего Барж-Маджизу головореза имелся также рог, в который он мог дунуть и поднять тревогу. Правда, судя по его беспечному виду, никто доселе не нападал на обитель ибн Анталя. И все же недооценивать стражника означало самому проявить беспечность. Поэтому разговаривать с ним отправилась Вездесущая – как-никак, а старушка вызовет меньше подозрений, чем мордатый увалень, даром, что на ван Бьере по-прежнему красовалась чалма.

Теперь Псина косила под сумасшедшую старуху, страдающую трясучкой. Шагая к башне, она говорила сама с собой и размахивала дрожащими руками до тех пор, пока стражник не обратил на нее внимание. А когда он двинулся навстречу, собираясь отогнать ее прочь, она вдруг свернула в сторону. Так, будто ее приспичило справить нужду прямо за башней.

Головорез разразился бранью и кинулся вдогонку за чокнутой, явно собираясь задать ей взбучку. И когда оба скрылись с наших глаз – я и Эльруна следили за Барж-Маджизой с крыши того же дома, – до нас продолжали долетать канафирские ругательства. Но потом они прекратились, а вскоре стражник как ни в чем не бывало вернулся на пост. И, закутавшись в плащ, вновь прислонился к стене со скучающим видом.

Появление Баррелия, однако, его уже не встревожило. Наоборот, он оказался не прочь поболтать с кригарийцем, пускай тот держался в тени и не походил на добропорядочного ихенерца.