Триумф безголовых

Никакие это были не светильники. К стене рядом с вывеской были приколочены два подвеса из деревянных балок. И на каждом из них болтался «даурский садок» – тесная клетка, в которой человек мог поместиться лишь согнувшись в три погибели. Само собой, никто бы в нее добровольно не полез – «садок» был распространенным в Эфиме орудием казни. Долгой и мучительной, поскольку заключенному в него человеку не давали ни воды, ни пищи. И морили до смерти в скрюченной позе, в которой он не мог пошевелиться, а лишь едва дышал.

Судя по тому, что тела казненных начали разлагаться, они умерли несколько дней назад. Но их еще можно было опознать, пусть даже воронье выклевало им глаза и растерзало лица. Это были сам Маклагер и его подмастерье Эйк – мой ровесник, которого он частенько отправлял к ван Бьеру с поручениями и новостями. И который в конце концов разделил участь своего наставника – явно незаслуженно, в чем бы Гердин ни провинился перед законом.

– Вот и поговорили. Э-хе-хе… – пробормотал кригариец, взирая на облепленные воронами «даурские садки». Ему хотелось прогнать мерзких птиц, но он не мог этого сделать. Возле мастерской, которую разграбили настолько, что унесли даже двери, околачивались люди. Которые обратили бы внимание на человека, сочувствующего казненным. И любой из горожан мог потом донести на монаха страже или храмовникам.

– Что там написано, можешь прочесть? – Пивной Бочонок указал мне на подвешенные к клеткам таблички.

– «Пособники кригарийцев», – ответил я, с трудом разобрав загаженные птицами надписи. И, понизив голос до полушепота, спросил: – Это ведь означает, что они вас не предавали, да?

– Как знать, парень. Как знать… – Баррелий еще больше помрачнел. – Хотелось бы верить, что да. Но их могли умертвить и после того, как Гердин выдал нас храмовникам. Затем чтобы подчистить следы. Дело-то темное, и лишние свидетели Кессарскому не нужны.

– Не самую удачную улицу вы выбрали для прогулок, добрый сир. Да и время – тоже, – раздался позади нас знакомый голос. Настолько знакомый, что мы даже не вздрогнули.

Очевидно, Псина находилась поблизости от лавки Гезира, раз уж махади ее так быстро разыскала и они столь же быстро догнали нас. Ни та, ни другая даже не запыхались.

– Я ошибся не только с улицей и временем, но и с городом, – отозвался ван Бьер. – А ты, старушка, гналась за нами для того, чтобы сообщить о том, о чем я и без тебя знаю?

– Есть новости, – перешла к делу Вездесущая, продолжающая скрываться под старческим гримом. – Насчет канафирца, что покупал у Говорящего-с-Камнями дрессированного себура. Не желаешь прогуляться в Ихенер и взглянуть на убежище этого человека?

– Взглянуть изнутри или снаружи? – оживился Баррелий.

– Увы, только снаружи, – разочаровала его Псина. – Внутрь его башни нам не попасть. Да тебе туда и самому лезть не захочется.

– Это еще почему?

– Потому что тот канафирец по имени Захрид ибн Анталь – хальради. Чудотворец по-вашему.

– Не понял. Колдун, что ли?

– Можно и так сказать. Просто называть себя колдуном в Оринлэнде – плохая идея. Да и чудотворцем – не лучшая. Но этому хальради покровительствует Мазари-бека – вождь местной канафирской общины. Бек и поселил его башню рядом со своим дворцом. Ну что, взглянем на нее или продолжишь торчать здесь и оплакивать мертвых друзей?

– Не имею такой привычки, – проворчал ван Бьер. – Пролей ты хоть бочку слез, мертвецов этим не воскресишь. Поэтому я предпочитаю не плакать, а задавать вопросы их убийцам.

– Не обещаю, что с ибн Ахталем тебе повезет, – предупредила Вездесущая. – Разве только ты подойдешь к башне станешь выкрикивать свои вопросы в надежде, что хальради тебя услышит… Впрочем, не будем забегать вперед. Для начала сходим в Ихенер и осмотримся, уж коли тебе не сидится в лавке и хочется приключений…

Глава 24

В каком бы городе канафирцы ни создавали общину, район ее проживания всегда называли Ихенером. Он имелся и в Дорхейвене, и здесь и в других местах, чьи власти соглашались приютить у себя выходцев с Запада. Это создавало для города ряд трудностей, но и выгода от такого соседства получалась немалая. Прежде всего торговая. Везде, где обосновывались канафирцы, сразу возникали рынки. И приток туда купеческих караванов – а с ними и налогов в городскую казну, – резко возрастал.

Я не бывал в столичном Ихенере в мирное время, но в военное он производил унылое впечатление. Многие дома стояли заброшенными, поскольку их хозяева сбежали от чужой для них войны в Канафир. Остались лишь те, кому было некуда возвращаться, кто утратил все связи с родиной или был с нею в непримиримой ссоре. Что, разумеется, этих людей сильно угнетало. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление, когда мы повстречали нынешних жителей Ихенера.