– Иногда, парень, ты несешь такую чепуху, что мне удивительно, как у тебя язык не отсыхает, – заговорил он наконец, расправив плечи и отойдя от стены. – Но иногда я гляжу на тебя и думаю, а не соврал ли ты, что тебе и вправду тринадцать лет. То, что ты сейчас сказал, стоит дороже всего того, о чем я размышлял в последние дни. И я это запомню. Потому что мне пригодятся твои слова, когда я опять усомнюсь, а есть ли у меня хоть малейший шанс сойтись в бою с Гийомом Кессарским.
– Да ладно, чего уж там. Мне ведь эта мысль не сейчас в голову пришла, – смутился я. – Пока ты болел, я работал в лавке, и у меня башка распухла от раздумий. Чего только в нее не лезло днями напролет. Все боялся, что ты не выкарабкаешься или рассудком повредишься.
– А кто сказал, что я не повредился? – подмигнул мне кригариец.
Я облегченно вздохнул, узнав в этой ухмылке прежнего ван Бьера. Ну или почти прежнего – что-то в нем и вправду изменилось. Я пока не мог сказать, что именно, но мне это не нравилось. Прежний Баррелий – развратник и пьяница, – был мне понятен и привычен. От нового же – трезвенника и преступника, – можно было ожидать чего угодно.
В небе над нами плыл огненный призрак. Так мне показалось, едва я его увидел. Это были огромная пылающая голова и несущие ее к центру города крылья – почему-то неподвижные. Вне всяких сомнений, тварь высматривала на земле добычу. И мне отчаянно захотелось куда-нибудь спрятаться, чтобы призрак меня не заметил.
Прежде я видел летучие огненные бомбы только ночью, но при свете дня они тоже выглядели жутко. Хотя когда я впервые увидел их в темноте, то чуть и вовсе не стал заикой. Это случилось при первой воздушной атаке на Тандерстад, когда Солнечный запустил больше двух десятков снарядов одновременно. Ветер нес их на фоне черного неба, и казалось, что к столице подлетает целая стая демонов. Кабы не Псина, которая в тот момент стояла рядом со мной и которая объяснила, что это за дрянь, я бы точно запаниковал.
Правда, вскоре я и так изрядно струхнул, когда бомбы упали на город и ночь озарилась множеством пожаров.
Этот «дневной призрак» тоже должен был вот-вот обрушиться на землю. Причем где-то рядом, если даже не прямо на нас.
– А ну-ка прибавим ходу, парень, – сказал Баррелий при виде летучей бомбы. – Это солнышко нас с тобой точно не согреет. Вернее, согреет аккурат до угольков, потому что выпало оно из самой Большой Небесной Задницы.
И мы торопливо зашагали по улице, по которой уже бежали кричащие пожарники, а за ними громыхала по мостовой телега водовозов.
«Солнышко» упало в соседнем квартале. И, кажется, удачно – на мостовую. Потому что раздался лишь глухой удар, без треска стропил и грохота разбитой черепицы, и пламя не взметнулось над крышами. Было слышно, как оно что-то с шумом пожирает – возможно, чье-то крыльцо или торговый прилавок, – но звон пожарных гонгов дал понять, что огнеборцы уже спешат туда изо всех сил.
– Мы что, идем к Гердину Маклагеру? – спросил я, заметив, что ван Бьер ведет меня в направлении «Сабельного звона» – мастерской старого друга кригарийцев. – Разве это не опасно?
– Не более опасно, чем разгуливать под обстрелом. Хотя я сомневаюсь, что спустя две недели кто-то еще следит за «Сабельным звоном», – ответил Пивной Бочонок, не забывая поглядывать на небо. – Есть у меня несколько вопросов, которые хотелось бы задать старине Маклагеру. Например, откуда Гийом Кессарский вообще узнал, что мы с братьями живем в «Конце всех дорог». В столице тьма-тьмущая постоялых дворов и еще больше гостиниц, но Кессарский отыскал нас в тот же день, как мы обосновались у Хинчо. Быстро – не то слово. Это было просто стремительно, мать их гномья потаскуха!
– Вас мог выдать паладину сам Хинчо, – предположил я. Маклагер не был моим другом, и я встречался с ним лишь пару раз. Но он показался мне хорошим человеком, не способным предать старых друзей. Само собой, я мог ошибаться, но и ван Бьер вряд ли хотел думать о Гердине плохо.
– Нет, это точно был не толстяк Хинчо, – не согласился со мной монах. – Когда нашу комнату штурмовали культисты, Гийом не наблюдал за их успехами со двора. В это время храмовники сидели в трактире и следили, чтобы хозяин не выкинул какую-нибудь глупость. Например, не позвал стражу. Как считаешь, зачем паладину устрашать человека, который сам же пригласил его поохотиться за нами?
– Незачем.
– То-то и оно, парень. Теперь смекаешь, что к чему?.. О, нет! Не может быть! Похоже, у Маклагера крупные неприятности. И это еще мягко сказано.
Кригариец бывал здесь чаще меня и еще издали заметил, что с «Сабельным звоном» что-то неладно. На первый взгляд казалось, будто Маклагер повесил над входом новые светильники. Вот только они были чересчур большими и набитыми непонятно чем.
Чем именно – я разглядел, когда мы подошли ближе.