Триумф безголовых

– Да, не делали, – согласилась Псина. – И наш курсор без блитц-жезла наверняка это знает. В тот день он повидал достаточно, чтобы тоже не поверить в тухлую историю с покушением. Вдобавок, окажись ван Бьер заговорщиком, он не оставил бы в живых свидетеля-сыскаря из Надзорной палаты. Вот только, боюсь, со мной одной Таврий побоится встречаться. Для этого и нужен ты. Тебя он знает как слугу кригарийца, и ты достаточно смышлен, чтобы сыграть его посыльного.

– Понятно, – ответил я. – И как далеко нам идти?

– И далеко, и недалеко, – привычно уклонилась шпионка от прямого ответа. – Скоро сам узнаешь…

Я сразу обратил внимание, что на улицах стало гораздо многолюдней и суетливей, чем три дня назад. При том, что на портовом рынке, наоборот, людей поубавилось и большинство прилавков стояли пустые. Да и Гезир, торговавший всякой всячиной, нынче выложил лишь самый дешевый и ходовой товар. Тот, что у него покупали ежедневно: меха для воды, светильники, масло, смолу, топоры, ведра, лопаты, гвозди, мешковину, парусину, нитки с иголками, конскую упряжь и другие востребованные в хозяйстве вещи.

Пока я прятался у Гезира, в столице многое изменилось. Толпы беженцев, которые заметно отличались от горожан, собрались в Тандерстад со всей округи. Большинству из них было некуда податься и они сооружали палатки и навесы везде, где только им позволялось. Горожане, у которых на окнах не было ставен, заколачивали их чем попало и ставили возле своих домов бочки с водой – для тушения пожаров. А по улицам маршировали отряды вооруженных до зубов легионеров и стражников: молчаливых, угрюмых и напряженных.

При взгляде на эти перемены даже мне, ребенку, было ясно, что Золотая война уже стучалась в ворота Тандерстада.

– В городе судачат, что через три дня армия Григориуса Солнечного дойдет до стен города, – заметила Псина, когда мимо нас протопал очередной отряд. – Конные дозоры южан уже рыщут по окрестностям. Дружины Гвирра Рябого задержались под Хаммерстадом, но он пал, так что на следующей неделе к нам нагрянут и островитяне. Верь не верь, но мне и правда жаль, что кригарийцы не примут участие в Битве Тысячелетия. Не дожить считанные дни до главной битвы в истории своего монашеского братства – одно из величайших поражений, которые я когда-либо видела.

– Может, не будет никакой битвы, – ответил я. – Ван Бьер сказал, что Тандерстад способен выдержать многолетнюю осаду.

– А что, такое уже случалось? – усмехнулась Вездесущая.

– Нет, но… разве ван Бьер стал бы зря говорить?

– В последнее время он неважный предсказатель. А теперь еще и мечом по голове схлопотал. Боюсь, как бы это не отразилось пагубно на его рассудке.

– Зачем вообще ты ему помогаешь? – задал я один из вопросов, что терзал меня, пока я надраивал посуду. – Неудавшееся покушение на тетрарха повесили на кригарийцев, а не на Вездесущих. Но помогая Баррелию, ты рискуешь, что тебя и Плеяду объявят его пособниками – разве дело того стоит?

– Какой смышленый мальчик, – пусть ехидно, но все же похвалила меня Псина. – В чем-то ты прав, но не во всем. Мы не разгадали тайну фальшивых гарибов, а они еще могут подложить Плеяде свинью. А кригариец – с ним все просто. Вдвойне хорош тот союзник, у которого к нашим общим врагам есть личные счеты. И втройне хорош такой союзник, если он вдобавок кригариец. Дай ему оклематься, и ван Бьер еще покажет этому городу, чего стоят истинные кригарийцы.

А город как нарочно продолжал издеваться над последним кригарийцем и дразнил его, вызывая на бой.

Чуть дальше за рынком на набережной была площадь, куда сходились сразу четыре улицы. Я уже там бывал, но сегодня это место изменилось. Прямо в центре площади торчал высокий кол, на который было насажено голое и обезглавленное тело. Голова находилась тут же – висела у мертвеца между ног на крюке, который ему воткнули в низ живота.

Картина была вдвойне отвратительной из-за того, что труп начал разлагаться. Вдобавок он не просто висел, а служил мишенью для проходящих мимо горожан. В него швыряли чем попало: грязью, камнями, объедками, конским дерьмом, или же плевали. И лишь прибитая к колу табличка давала понять, кто этот человек и за что он пострадал:

«Смерть и вечный позор мерзкому кригарийцу Торну Цейтвану, поднявшему руку на нашего светлейшего тетрарха Вальтара Третьего!»

Я невольно представил на месте Торна Баррелия и меня всего передернуло. К горлу подкатила тошнота и руки тоже зачесались схватить камень. Только швырнул бы я его, само собой, не в мертвого Цейтвана, а в тех, кто топтался возле кола и глумился над покойником.

– Не вздумай рассказывать об этом ван Бьеру, – вполголоса наказала Псина, наклонившись к моему уху. – Так-то он человек сдержанный, но пока его голова не заживет и рассудок не прояснится, лучше оберегать его от таких известий. Ты меня понял?

– Да, – кивнул я. Совет действительно был полезный. Без него я и впрямь разболтал бы сгоряча Баррелию о том, что здесь видел, не подумав, как он может на это отреагировать.