Триумф безголовых

– Сама ты рабынь! – огрызнулась Эльруна. – У нас большой семья. И бедный. Семь детей. Всегда голодать. Мой младший брат умерла, а старший сестра много болел. Я не рабыня! Я спасать семью! Плеяда дать за меня отец много деньги. И дать еще много-много, когда я выучиться и стать, как мой саяна.

– Для нее это и правда огромное везение, – добавил ван Бьер. – Едва ли не каждая нищая семья в Канафире мечтает продать своего ребенка Вездесущим. Но они принимают одного из тысячи, а то и реже. Очень строгий отбор. Ты должен иметь выдающиеся таланты, чтобы тебя удостоили чести называться махади и приставили к учителю.

– За Маленький Шон Плеяда деньги не заплатить, – поддакнула «счастливица», снова прячась за привычной высокомерной маской. – Маленький Шон много думать и медлить, когда не надо. Смотреть вокруг, но мало видеть. Плохой, плохой махади!

– Тоже мне огорчение! – хмыкнул я. – Да я к вам и не напрашиваюсь – на кой мне сдалась ваша Плеяда? А много думать иногда полезно – чуть-чуть подрастешь и сама это поймешь. Или нет, вряд ли. Потому что еще раньше ты стрясешь себе башку, подставляя ее под каждый кулак…

Глава 15

Если за нами все еще кто-то следил, он стал осторожнее и больше не показывался Эльруне на глаза. Баррелий тоже не замечал ничего подозрительного, и до «Конца всех дорог» мы добрались без происшествий. Не исключено, что и тут кригарийца подстерегала засада, хотя риск был невелик. Вряд ли кто-то всерьез надеялся, что после ночной заварухи монах вновь сюда заявится.

Хозяин постоялого двора, толстопуз Хинчо, очевидно, думал также. Потому что когда ван Бьер опять переступил порог трактира, подметавший пол толстяк от неожиданности даже выронил метлу. И хлопая глазами, не знал, как ему быть: поприветствовать бывшего постояльца или звать на помощь, поскольку суровый вид кригарийца предвещал дурное.

Дела у Хинчо шли не ахти. Поток караванов в Эфим уменьшился, гостиница стояла почти пустой, и лишь трактир позволял худо-бедно сводить концы с концами. Поэтому из прислуги здесь остались лишь старенькая кухарка да конюх. За трактирной стойкой хозяин стоял сам, а днем кроме того занимался уборкой и мелким ремонтом. Вот и сейчас все скамьи и табуреты были поставлены на столы, а Хинчо, помахивая метлой, готовился ко встрече вечерних посетителей.

– К-кригариец! Р-рад снова т-тебя видеть! – Сбивчивое приветствие хозяина больше смахивало на извинение. Похоже, жирный кот чуял, чью сметану съел, и теперь боялся, как бы ее капли не обнаружились у него на морде.

– Жаль, не могу сказать того же, Хинчо, – покачал головой ван Бьер. – Прикрой-ка ненадолго заведение, будь добр. Есть к тебе важный разговор, не хочу, чтобы нам мешали.

Монах посмотрел на меня, а затем указал глазами на выход. Я смекнул, что нужно, и сбегав до двери, запер ее на засов.

– Что такое?! Ты… Ты пришел за своими вещами? Так ведь забрали их утром… Или зачем ты здесь? Боюсь, я не понимаю! – нарочито громким голосом спросил хозяин. И покосился на дверь кухни, откуда слышалось бренчание посуды.

– Хинчо, Хинчо, Хинчо… – Баррелий сокрушенно вздохнул и подступил к толстяку вплотную. Тот продолжал испуганно хлопать глазами, но, надо отдать ему должное, поборол испуг и не попятился. – Напомни мне, как по эфимским законам наказывают хозяев гостиниц, если они не вызывают стражу, когда на их постояльцев нападают прямо в номере?

– Это… зависит от решения судьи, – пролепетал толстяк. – Только от него! И знай: кулаками ты ничего от меня не добьешься. Наоборот, сделаешь себе еще хуже! – И обернувшись, крикнул: – Эй, Михо! Михо! Подойди-ка сюда! Тут с нами хотят серьезно потолковать!

Из кухни вышел, отирая губы рукавом, громадный увалень. В его окладистой бороде застряли кусочки квашеной капусты и хлебные крошки. Это и был местный конюх, которого мы, похоже, отвлекли от обеда.

– Чевой-то тута делатцо, ась? – поинтересовался детина, сытно рыгнув и поглядев на нас из-под насупленных бровей. Говор у него был своеобразный – мне еще не доводилось слышать подобную речь. – Шкандал, што ль, какой намечаетцо? А ну-кась, ну-кась, покажися, хтой-то там такой сурьезный к нам притопал? Давнонько я таких сурьезных тута не видывал.

– Привет, громила! – Баррелий помахал ему рукой. – Это я! Не забыл меня еще? Твой хозяин прав. У нас тут в самом деле непростой разговор. Насчет того, что случилось минувшим вечером. Кстати, ты тоже должен был слышать шум. Не мог не слышать. И если есть, что рассказать, говори – я с радостью тебя выслушаю. Иди сюда, потолкуем.

– Гык! Гык! – Конюх издал странные звуки – не то поперхнулся, не то икнул. – Крыгаривец? Ты это што ль, мил-человек?

– Я, Михо, – повторил монах. – Удивлен?

– Да есть чутка, – признался увалень. – Токмо звиняй – неча мне тебе сказать. Я ж вчерась так нажрамшись, что нонича тока вот шары продрал.

– Вот досада так досада. Очень жаль.