От улицы Шелкопрядов до «Конца всех дорог» было гораздо ближе, чем до портового рынка. Вот только отныне каждый шаг ван Бьера по городу был сопряжен с риском. Он потерял свой плащ в драке, но, к счастью, не потерял кошель, наполненный щедрым тетрархом и еще не успевший исхудать. Поравнявшись с лавкой суконщика, где также торговали одеялами, плащами и накидками, монах купил себе новую верхнюю одежду. После чего натянул на голову капюшон – тем более, что и впрямь накрапывал дождик, – и смешался с народом.
До лавки суконщика Эльруна лишь молча плелась за нами, но как только Баррелий облачился в накидку, догнала его и предупредила:
– Сир Ванбер, я немного отставать. Хочу проверила, кто следил за ты и мы.
– Ты уверена, что за нами следят? – переспросил монах. Понять орин коротышки было трудновато. Баррелий даже не предупредил ее, чтобы она не называла его по имени на людях. С ее корявым произношением я сам едва понимал, к кому она обращается.
– Уверена нет, – помотала головой Эльруна. – Хочу узнавать, нет или да.
– Айда попробуй, – не стал удерживать ее кригариец. Она кивнула и быстро растворилась в толпе, только ее и видели. При том, что толпа была не слишком-то и плотной.
– Не доверяю я этой чокнутой, – повторил я.
– Твое право. – Ван Бьер зевнул и украдкой огляделся. – Но лучше иметь таких союзников, чем никаких. Хотя учитель этой шмакодявке достался хороший. Не удивлюсь, если она и впрямь обнаружит слежку.
Топтаться на месте, дожидаясь Эльруну, было не резон и мы пошли дальше. Но не прошли и полсотни шагов, как услышали позади взволнованные крики:
– А ну стой! Отдай! Стой, воровка! Держи воровку! Вон она, мелкая тварь! Хватайте ее! Хватайте, люди добрые! Стража! Стра-а-ажа-а-а!..
– Ого! – Баррелий снова обернулся. – Как думаешь, про какую такую «мелкую тварь» они вопят?
– Говорю же – она чокнутая! – в третий раз проворчал я. – Нам нельзя привлекать внимание, а лопоухая кошельки у людей срезает. И ладно бы аккуратно срезала, так нет – попалась!
– Еще не попалась, – уточнил Пивной Бочонок. И неожиданно всполошился: – А ну-ка, парень, давай уйдем с этой улицы и немного попетляем.
– Вот те раз! А мы-то здесь при чем? – удивился я.
– Ни при чем, – согласился он. – Но если шум из-за Эльруны, значит сейчас за ней гонятся люди, которые могли за нами следить. Не думаешь же ты, что она сперла кошелек у обычного прохожего? Пигалица уводит от нас соглядатаев. Нужно этим воспользоваться и получше запутать следы… Идем!
Сказано – сделано. Мы нырнули в ближайший проулок, а затем еще не раз меняли направление, пока не удалились от той улицы на почтительное расстояние.
Чем дальше мы уходили, тем больше я злорадствовал – в мыслях, естественно, – ведь Эльруна понятия не имела, куда мы подевались. И тоже должна была нас потерять. Но к моему удивлению лопоухая неожиданно опять к нам присоединилась, выскочив, будто собачонка, из какой-то подворотни. Вид у нее был подозрительно довольный. Так, словно она не бегала закоулками от разозленных людей, а наелась сладостей.
– Ну докладывай, каковы успехи, – велел ей Баррелий.
– Я это не понять, сир Ванбер, – ответила она. – Или те люди да следить, или нет следить. Но больше они не следить. Я дразнить их и угнать далеко от ты и маленький Шон.
– Значит, ты не выяснила, были это враги или тебе померещилось. – Кригариец поцокал языком. – Ну хорошо, все равно молодец. Осторожность лишней не бывает.
– И киферы бывать нелишне, – добавила пигалица, улыбнувшись до ушей, и подбросила в руке кошелек. Довольно худой, но что-то в нем все же позванивало.
– М-да, с голоду ты в столице не помрешь, – рассудил ван Бьер. – Надо бы тебя поругать за хулиганство, но не стану. Во-первых, я не твоя саяна. А во-вторых, раз уж саяна тебя такому учит, я тебе подавно не советчик.
– Между прочим, за воровство в Эфиме отрубают руки, – заметил я лопоухой.
– А в Канафир – рубать целый голова, – ответила она. – Но в Канафир тоже воровать. Много воровать – даже больше, чем Эфим. Почему так?
Казалось бы, вопрос был простой, но он поставил меня в тупик.
– Не знаю, – сдался я. – И почему?
– Много-много человеков голодать, – ответила Эльруна. – Когда жрать сильно охота, я будешь воруй, ты будешь воруй, и голова потерять не жалко.
– Это точно, – согласился я, тоже познавший за минувший год и голод, и холод. Не настолько сильно, чтобы удариться в воровство, но кто скажет, как далеко бы я зашел, придись мне скитаться одному, без кригарийца.
Я вдруг обнаружил, что разговариваю с кусачей махади по-дружески, и слегка растерялся. Однако не преминул воспользоваться нашим перемирием и задал вопрос, интересующий меня со вчерашнего вечера:
– А как тебе удалось попасть к Вездесущим?
– Отец продать моя Плеяде два годом назад, – ответила пигалица, хотя я был почти уверен, что она пошлет меня к гномьей матери.
– Так ты что же, рабыня? – удивился я.