Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

Дверь приотворилась, в комнату заглянула молодая женщина в коричневом платье и кокетливом чепце. Увидев, что гостья очнулась, она поспешно вошла и почтительно поклонилась, будто госпоже. Эсмеральда, не избалованная почестями, удивилась, не понимая, за кого её принимают здесь.

— Где я и как я сюда попала? — спросила цыганка.

— Не прикажете ли подавать обед, сударыня? — вопросом на вопрос ответила служанка.

— Где я? Кто ваш хозяин? — повторила девушка.

Служанка сделала испуганные глаза и приложила указательный палец к губам, призывая к молчанию.

— Господин запретил нам пускаться с вами в разговоры! — шёпотом пояснила она. — Вы вскоре всё сами узнаете. Я принесу вам обед.

Эсмеральда терялась в догадках, кто же этот таинственный господин, которого боятся слуги, который, по всей видимости, отбил её у палачей и стремится сохранить в тайне её пребывание здесь. Поначалу цыганка подумала, что, быть может, это сделал Феб, но вспышка радости мгновенно угасла, подобно метеору в ночном августовском небе. Феб не мог позволить себе содержать такой богатый дом. Тем временем та же служанка внесла в комнату поднос с мясом, хлебом, фруктами и вином. Эсмеральда много часов ничего не ела, желудок настойчиво требовал подкрепления, а один вид пищи возбуждал жгучий аппетит. Пленница тут же набросилась на еду, показавшуюся особенно вкусной после скромных монастырских подношений Квазимодо. Приятная сытость притупила её горе, от выпитого закружилась голова. Служанка помогла ей улечься, молча убрала посуду.

Всхлипнув, Эсмеральда стиснула в руке ладанку.

— Матушка моя… — прошептала цыганка.

Талисман помог ей обрести мать, а теперь утратил силу. Он больше не охранял свою хозяйку. У неё отняли последнее оружие. От осознания этого бросило в жар.

Тристан, справившись у слуг о состоянии девушки и получив ответ, что та очнулась и поела, направился в её покои. Казалось, он, проносившись ночь напролёт во главе отряда, рыская по собору, совершенно не утомился. Впрочем, Великий прево действительно мог длительное время обходиться без отдыха, поэтому подчинённым казалось, что он и вовсе никогда не спит.

Ужас, испытанный цыганкой перед священником, приказавшим выбирать между ним и виселицей, не шёл ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала, когда в комнату вошёл тот самый жуткий человек с Гревской площади. Она мгновенно узнала это зверское лицо с квадратным подбородком и ледяными серыми глазами. Она даже помнила его имя: Тристан Отшельник, кум короля. Вот кем оказался её спаситель! Палач, мясник, от него пахло кровью. Да и спаситель ли он? Зачем ему цыганка, беглая колдунья, если не в качестве забавы, бесправной игрушки? Эсмеральда хотела закричать, но крик замер в горле. Великий прево спокойно смотрел на неё, скрестив на груди руки.

— Полно трястись, будто лист на ветру! — ухмылка на миг озарила его хмурое лицо. — Уж в этих-то стенах тебе ничто не угрожает. Вижу, ты не забыла моё имя. Позволь теперь узнать твоё.

— Эсмеральда… Матушка звала меня Агнессой… — просипела цыганка и сжалась, поскольку жуткий человек приблизился, сел на постель рядом с ней, откинул одеяло. Ей было и страшно, и стыдно предстать перед мужчиной в одной сорочке. — Вы спасли меня… Почему?

Он снова улыбнулся, показав зубы, отчего улыбка вышла похожей на звериный оскал.

— Грешно позволить Анрие Кузену повесить такую красотку! — промолвил он, ощупывая её внимательным взглядом. — Да, я спас тебя от смерти, привёз в свой дом. Ну же, неужели ты не хочешь отблагодарить меня?

Он навалился на неё, впился в её губы грубым поцелуем, ощущая даже через кольчугу, как бьётся крупной собачьей дрожью худенькое девичье тело. Цыганка не противилась, понимая свою беспомощность. Она сдерживала крик, моля небо, чтобы этот человек скорее исполнил то, что задумал и не мучал больше. К её неимоверной радости, Тристан отстранился.

— Ты как ледышка, — недовольно буркнул он. — А, говорят, у цыганок пламя в крови.

— Я в вашей власти, господин, — пролепетала цыганка, сев на постели, обречённо опустив голову, подобно приведённой на бойню овечке, едва дыша, прикрывая грудь.

— Хорошо, что ты понимаешь, — сощурился он, не предпринимая, однако, повторных попыток обнять её.

— Значит… Невольница! — с горьким отчаянием воскликнула Эсмеральда. — И не имею права пожаловаться. Кому есть дело до желаний простой цыганки?

— Ни один из тех, кто имел со мной дело, на меня не жаловался. Никогда, — леденящим душу голосом ответил Тристан Отшельник. Эсмеральда охнула, когда до неё дошёл потаённый, подлинный смысл его фразы.

— Запомни, цыганка, я не знаю, вправду ли ты колдунья, за какую провинность бродяги хотели с тобой расправиться. Но для всех, кроме меня, ты мертва, и шаг за порог этого дома приведёт тебя к гибели!

Эсмеральда заговорила, прижимая руки к груди, вся воплощение кротости и смирения:

— Увы, господин мой, я сама не ведаю, чем прогневала братство арго. Ведь я одна из них! И на мне нет вины. Судьи говорили, будто я убила Феба, но это не так! Он жив, мой Феб! Тот ужасный священник ударил его…