Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

Оплёванный Фролло смолчал. Одному Всевышнему ведомо, что творилось в тот миг в его душе и какие мысли возникли в его голове. Высокое чело его нахмурилось. Внезапно некое воспоминание заставило его тело конвульсивно дёрнуться.

— Колдунья! Цыганка! — вскричал Клод. — Я видел, как вы увезли её! Что с ней стало?

— Много болтаешь, священник! — грозно насупился Тристан, делая вид, будто хочет стоптать наглеца конём. — Её увезли на Монфокон, понимаешь ты? Она там, в склепе! А, коли не прекратишь попусту молоть языком, то я и тебя отправлю вслед за ней. Или предпочтёшь последовать за братцем? Мешков у меня всегда достанет!

Отшельник расхохотался жутко, отрывисто, зло. Клод, оскалив зубы не хуже Великого прево, шагнул к нему, однако ноги его подкосились. Священник рухнул ничком, раскинув руки.

— Слизняк! — проворчал Тристан, осаживая коня.

По-хозяйски оглядев площадь и удостоверившись, что всё исполнено, как нужно, Великий прево вернулся в Бастилию. Настала пора отчитаться перед королём в выполнении приказа. Только тогда, когда он скрылся из виду и цокот подков его коня стих вдали, к распростёртому на мостовой священнику подбежали, растормошили, помогли подняться. Губы Фролло шевелились.

— Зверь! — шептал он. — Зверь!

Тристан л’Эрмит нашёл Людовика в гордом одиночестве в той же самой комнате, где оставил его накануне. Ничто, кроме шагов стражи при смене караула, не нарушало монарший покой. Судя по всему, король так и не ложился. Он, сгорбившись, сидел в кресле, погрузившись в размышления. На столе перед ним лежал раскрытый Часослов, стоял опустошённый кубок. Цвет лица государя приобрёл землистый оттенок, дряблые веки то и дело смыкались, грудная клетка ходила ходуном.

— А, кум мой! — король так взволновался, что встал с кресла. — Говори же!

— Ваша воля исполнена в точности, — почтительно поклонился Тристан. — Нищие разбиты и брошены в Сену, колдунья повешена. Вот только…

— Что только, куманёк? — поднял брови старый король.

— Ваше величество, у меня не получилось взять колдунью, не привлекая постороннего внимания, — повинился Великий прево. — Её вздумала укрывать затворница из Роландовой башни, известная в народе как сестра Гудула. Девчонку мы отбили, но, поскольку схватку видели прохожие, я не стал вершить казнь на виду у всех, опасаясь вызвать новое волнение черни, и счёл верным увезти цыганку на Монфокон, где предал смерти. Если я совершил ошибку и колдунью следовало повесить публично, я готов понести наказание.

Тристан, произнося ложь перед королём, ничем не выдал себя — ни голосом, ни жестом. Он намеренно ссылался на мнимые опасения возбудить гнев парижан, видевших нарушение права убежища и гибель отшельницы. Это была увёртка, призванная объяснить, почему пустует виселица на Гревской площади на тот случай, если король пожелает лично взглянуть на казнённую. А поди-ка отыщи тело в зловонных склепах Монфокона!

Людовик пожевал беззубыми дёснами, затем вяло махнул рукой.

— Ты поступил верно, Тристан! Позови ко мне Жака Куактье и ступай отдыхать. Я, хвала Создателю, наконец, смогу спокойно уснуть.

Великий прево не остался в Бастилии. Пользуясь предоставленным королём правом отлучки, он вернулся в дом, куда заглядывал прежде лишь по необходимости. Сейчас его ожидала там спасённая цыганка.

========== Глава 4. Кот играет с мышью ==========

Потрясения, перенесённые Эсмеральдой, были столь велики, что рассудок её, находившийся на грани помутнения, окунулся, как в омут, в спасительное забытье. Она, отстранившись от внешнего мира, не почувствовала, как её везли, несли на руках, раздевали, укладывали. Поэтому, придя в себя, цыганка никак не могла понять, где находится и как она здесь оказалась. Последнее, что отпечаталось в её памяти — рухнувшая стена Крысиной норы, руки палача, сомкнувшиеся кольцом на её туловище, крик матери, прикосновение к шее пеньковой верёвки, чёрная перекладина виселицы и свирепого вида человек, назвавшийся королевским кумом Тристаном Отшельником. Дальше нить обрывалась. Нападение на собор, бегство и ужасный священник, вытесненные этими впечатлениями, остались необозримо далеко.

Цыганка осмотрелась. Она лежала, заботливо укрытая, на огромной кровати под пышным балдахином. Порядком перепачканное платье послушницы Отель-Дьё сменила длинная шёлковая камиза, судя по материалу и фасону, принадлежавшая состоятельной даме. Опустевшая ладанка с зелёной бусиной по-прежнему висела на шее девушки. Дотронувшись до своего талисмана, Эсмеральда горестно вздохнула. Крохотный башмачок нашёл свою пару, но лишь затем, чтобы мать и дочь, встретившись при столь трагических обстоятельствах, расстались опять.

Спустившись с постели, цыганка подошла к окну. Взору её представился двор, какие-то хозяйственные постройки, окружённые каменной стеной. Несчастная с тоской поняла: она пленница. Тот, кто доставил её сюда, не друг ей.