Читаем Тристан из рода л'Эрмитов (СИ) полностью

Отчаяние нашло выход в слезах, беспрестанных просьбах, граничащих с истерикой. Эсмеральда не слушала доводов, она не желала понимать, насколько шатко её положение. Ей всё казалось, будто она сможет незаметно вернуться на Гревскую площадь, где наверняка ждёт мать, что её пленитель преувеличивает опасность и умышленно удерживает её, лжёт ей, что никому давно нет до неё никакого дела. А если б ей удалось хоть краем глаза увидеть Феба, все злоключения последних месяцев забылись бы мгновенно. Капитан и мать стали целью, ради достижения которой она существовала и донимала Великого прево, что сравнимо было с попытками раздразнить тигра.

Тристана злили жалобы цыганки. Он считал, что она нарочно точит слёзы и пропускает мимо ушей его слова. Подобная тактика была ошибочной и ни к чему хорошему привести не могла. Королевского кума раздражал непроходящий страх девушки. За такой срок могла бы она привыкнуть к нему и не трястись при его появлении, точно осиновый лист на ветру! Она терпела его, но не более того. И всё-таки Эсмеральда, вызывая в нём неукротимую злобу, мало-помалу добивалась своего. Вода точила камень, Отшельник шёл на уступки. Сначала он позволил слугам разговаривать с гостьей, чтоб та не страдала от тоски. Затем Эсмеральда вынудила его признаться в смерти Гудулы, да ещё и изворачиваться — а Тристан терпеть не мог ложь и редко прибегал к ней. Вместо того, чтобы с мстительным наслаждением швырнуть правду цыганке в лицо, Великий прево сдержался, хотя ярость бушевала в нём.

Девчонка вынуждала его поступаться прежними принципами, намеренно причиняла боль. Он, долгое время пребывая вдали от цыганки, волновался: вдруг слуги не устерегли пленницу и она сбежала, или король заподозрит неладное, уличит обман. Беспокойство перерастало в жестокость и несладко приходилось тому, кто навлекал на себя гнев Великого прево. Тристану хотелось ударить неблагодарную ведьму, подчинить себе, взять её силой по праву завоевателя, а вместо этого он укрощал свою ярость, да спрашивал цыганку, чем развлечь её, чтобы она смирилась.

— Ничего мне не нужно, господин, — отвернувшись, сказала ему Эсмеральда, — вот только я скучаю по Джали.

— Кто такая Джали? — нахмурился Великий прево.

— Моя козочка. Мы вместе давали представления на улицах. Она была мне как сестрёнка, — погрустнела цыганка, вспомнив верную спутницу прежних дней. — Её украли у меня.

Тристан сплюнул с досады и помянул папское брюхо. Из животных он признавал разве что лошадей. Вся остальная живность делилась на источник пропитания, на средство это пропитание добыть, на объект охраны, вверенный его попечению, и на бесполезных тварей. Козы занимали промежуточное положение между первой и последней категориями. Если цыганке по душе орущие дурным голосом создания с рогами и плутовскими глазищами, то это её дело. А Тристан не лакей на побегушках и не дознаватель из Шатле, чтобы разыскивать по всему Парижу краденую скотину. Тем не менее, вечером Эсмеральда услышала за дверью своей комнаты стук копытец и пронзительное блеяние. Не веря ушам своим, она распахнула дверь, обнаружив за ней белого козлёнка с бугорками пробивающихся рожек.

— Ох… — восхищённо всплеснула руками цыганка, потянулась погладить козочку. — Какая красавица! Как ты сюда попала?

Подняв глаза, она тут же и получила ответ на свой вопрос. Тристан Отшельник, прислонившись плечом к стене, скрестив на груди руки, исподлобья смотрел на Эсмеральду. Цыганка стушевалась.

— Вы… Вы её сюда принесли, монсеньор? Для меня?

— Я не нашёл твою козу, — фыркнул Великий прево. — Если хочешь, можешь назвать эту Джали. Пусть хоть она развеселит тебя.

— О, господин! Как мне благодарить вас?

Цыганка, осмелев, приблизилась и почти невесомо коснулась губами тщательно выбритой щеки Отшельника. Любой другой мужчина, получивший столь высокую награду, смутился бы, обрадовался. Но не Тристан л’Эрмит.

— Башка Христова! — рявкнул он. Верхняя губа его приподнялась в знакомом оскале.

Эсмеральда отпрянула, не понимая, чем разозлила своего странного покровителя.

— Вот, значит, как? — сощурился Тристан. — Твою признательность можно купить подачками? Пообещай я тебе свободу, так ты и в постель ко мне ляжешь?

— Я лучше с чёртом пересплю! — выкрикнула оскорблённая цыганка и вместе с козочкой скрылась в комнате.

Вместо того, чтобы ворваться за ней, проучить выказавшую норов девчонку, королевский кум, зарычав, как настоящий волк, ударил кулаком по стене. Он досадовал и сам на себя, и на колдунью, постепенно превращавшую его в ручное животное. Сорвав зло на слугах, Великий прево вернулся в Бастилию, опасаясь долгим отсутствием вызвать подозрения Людовика Одиннадцатого. Он намеревался вернуться на следующий день, чтобы точно рассчитанным ударом отомстить Эсмеральде. А цыганка тем временем решилась покинуть убежище во что бы то ни стало.

* Лучше всего пахнут вражьи кости (лат.) — слова, приписываемые римским историком Светонием императору Авла Вителлию.

========== Глава 7. Побег ==========

Перейти на страницу:

Похожие книги