Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

Не нужно было обладать выдающимися умственными способностями, чтобы решить простую логическую задачу. А Тристан, вопреки производимому впечатлению, не был глуп, вдобавок им руководила природная злоба вкупе с уязвлённым мужским самолюбием. Королевский кум не забыл сбивчивых слов Эсмеральды и без труда сопоставил их с обстоятельствами её пленения. Вне всяких сомнений: Феб, в нападении на которого обвинили цыганку, и капитан де Шатопер, чьё появление на Гревской площади сподвигло беглянку выдать себя — один и тот же человек. Более того: Тристан Отшельник знал о капитане то, о чём не было известно Эсмеральде. Пару месяцев тому назад Феб взял в жёны девицу Флёр-де-Лис де Гонделорье, дочь бывшего капитана королевских стрелков, с которым Великий прево в былые времена водил дружбу. Тристан решил воспользоваться случаем и рассказать девушке о свадьбе, тем самым отомстив и за пренебрежение к своей персоне, и за смятение, которое ему приходилось испытывать по вине строптивой девчонки.

Вечером, когда Людовик Одиннадцатый, отослав его и Оливье, уединился в келье с Часословом, Тристан отправился в тот дом, который называл своим лишь по праву собственности — настоящее его пристанище находилось подле короля. Он ехал неторопливым шагом, погрузившись в размышления, не слушая приглушённую болтовню сопровождавших его солдат. Великий прево, стараясь отвлечься от мыслей о цыганке, думал о предстоящем возвращении в Плесси, о том, как увлекательно осенью охотиться на оленей в лесах близ Тура. Так упоительно бурлит в жилах кровь, когда шелестят под копытами коня опавшие листья, басовито лают гончие, заливисто трубит рог! Его повелитель был страстным охотником и, желая, чтобы все об этом знали, даровал приближённым гербы с изображениями животных и птиц. Гербом Великого прево он определил оленью голову. Тристан л’Эрмит, под стать своему господину, обожал охоту, но в последние годы из-за болезни короля всё реже прибегал к этому развлечению. Были времена, когда Людовик неутомимо выслеживал добычу, довольствуясь короткими передышками, но нынче любое лишнее движение причиняло ему страдания, и Тристан больше не сопровождал повелителя на охоте, а только стерёг для него зверей в заповедных лесах. Вспомнив кстати о Плесси, Великий прево всё-таки подумал: хорошо бы перевезти Эсмеральду в Тур и поселить там, в особняке на улице Брисонне. Тогда ему не придётся гадать, чем занята цыганка в его долгое отсутствие.

Девушка вызывала у Тристана чувства, которым он не мог подобрать название: никогда за всю свою жизнь он не испытывал ничего подобного. Это не была симпатия в чистом виде, но в то же время это не было и неприязнью. Он испытывал сладкий трепет, когда касался её тела, проводил ладонью по волосам, он злился, видя её слёзы. Она боялась, она не могла перебороть отвращение, она желала достаться другому. Королевский кум представил, как задрожит цыганка, как она побледнеет, когда услышит о браке капитана де Шатопер. Он выбьет у неё из-под ног последнюю опору, ничто больше не позовёт её на треклятую свободу.

Однако издевательским его намерениям не суждено было осуществиться. Тристан, въехав во двор, заметил странную суету в доме, которая его насторожила. Перепуганные, смертельно бледные слуги выбежали ему навстречу и все, как один, рухнули на колени, простирая руки и умоляюще взывая:

— Господин! Умоляю, пощадите, господин!

— Башка Христова! Что у вас стряслось? — злобно проворчал королевский кум, знаком приказывая челяди замолчать. — Говори ты, Амбруаз.

— Господин мой, девушка сбежала! Мы нигде не можем найти её! — пролепетал насмерть перепуганный слуга. Он на коленях подполз к хозяину, пытаясь облобызать его сапог. — Молю вас, пощадите, я не знаю, как ей удалось провести нас!

— Гнусный остолоп, меня так и тянет проверить, действительно ли ты так живуч, как утверждает твоё имя*! — воскликнул королевский кум, наливаясь бешенством.

Выдернув ногу из стремени, Тристан пнул бедолагу в грудь, нахмурил брови, привычно вздёрнул губу, демонстрируя зубы. Перекошенное от гнева лицо Великого прево, и в обычном состоянии не отличающееся привлекательностью, выглядело поистине ужасно. То был злой дух, низвергнутый в собственную ловушку, обманутый демон, зашедшийся в яростном вопле.

— Рога дьявола! Чума! Папское брюхо! Чтоб вам провалиться, пустоголовые увальни! — изрыгал он все известные ему проклятия. — Как?! Кто ей помог? Вам доверь пасти свиней, так вы их провороните! Спали на воротах, остолопы?

— Нет, господин, — клятвенно заверил Амбруаз, перекрестившись для пущей убедительности, — мы с Тибо ни на шаг не отходили от ворот и не смыкали глаз. И Тизон не лаял.

— Так куда же она делась? Обернулась нетопырем и улетела?

— Н-не могу знать, господин, — в суеверном ужасе съёжился несчастный лакей. — Быть может, она перелезла через стену.

— Не мели чепухи! — фыркнул Тристан. — Разве такое по силам девчонке?