Триктрак

Лёня, перехватив Веселова за торс, бил его головой в грудь, они рухнули на пол, рыча и ругаясь. Ася, пометавшись вокруг, схватила чайник и вылила на них остатки воды. В этот момент пришла помощь — распахнулась дверь, явив на пороге Лёльку и Утюгова. Общими усилиями бойцов удалось растащить. Веселов мрачно удалился со словами, «Ты, Акула, за это ответишь», хлопнув дверью так, что на полке подпрыгнули кружки. Лёня, поднявшись с пола, вытирал ладонью кровь, сочащуюся из разбитой губы. Ася кинулась к тумбочке, достала коробку-аптечку, там нашёлся рулон бинта и перекись водорода. Удары Веселова оказались весьма удачными: разбитая Лёнина губа усугубилась качественной гематомой под левым глазом. Акулова усадили, несмотря на его протесты, суетясь, обработали губу, а на глаз соорудили холодный компресс. Оказав физическую и медицинскую помощь, Лёлька с Мишей ушли успокаивать набежавший на шум народ, оставив Асю вдвоем с Акуловым. Возбуждение, волнение, отчаяние, вызванные чередой молниеносных событий, схлынули, уступив место парализующей неловкости — что теперь он будет думать о ней? Ася смятенно молчала, поправляя волосы или что-то из одежды, волнуясь о возможно незамеченном беспорядке. Лёня тоже молчал, сидел, откинувшись на стуле, держа у глаза импровизированный компресс.

— Тебе очень больно? — промямлила наконец Ася, и свой голос показался ей чужим, словно слушала себя со стороны.

— Терпимо, — ответил он.

— Давай, я компресс поменяю.

Он вдруг резко поднялся, бросил на стол мокрый бинт, на его затекший глаз было страшно смотреть.

— Пока, спасибо за помощь, — сказал отстраненно.

— Пошёл? — растерянно спросила она. — Но… ты же. Тебе к врачу надо…

— Разберусь. Если я и ранен, то не смертельно, ходить могу.

Он вышел быстрее, чем Ася успела что-то ответить. Он не хотел говорить с нею и правильно делал.

Глава 10. Истборн. Травы

Я всегда любила дорогу, а особенно её начало. Тот чудесный миг, когда «уходят башенки вокзала и удаляется причал», когда остался позади психоз, называемый «сборы в дорогу и прощание с родными и близкими», и вы обретаете свободу, покидая заботы и суету. Вы покачиваетесь на полке вагона или на сиденье автомобиля, пристегиваетесь к креслу в салоне воздушного лайнера или стоишь на палубе водного в блаженном состоянии безответственности, в нирване дистанции между пунктами А и Б, в восторге начавшихся перемен, и всё это трижды искупает все неудобства путешествий. Примерно в такую эйфорию я и впала, когда, оплатив билет, забралась на полупустой второй этаж автобуса и села у окна, словно перед экраном телевизора.

Описав дугу по улицам Гастингса, автобус выехал на набережную и полетел, мягко покачиваясь, мимо плоских, как лист фольги, золотых от солнечных лучей вод Английского пролива — все-таки неверно здесь, в Англии, называть его Ла-Маншем, хоть мне и показалось, что там, вдали, виднеется полоса французской земли. Скорее всего, то был мираж. Мелькнула за окном знакомая площадь с памятником и то место, где я ступила на землю Гастингса три дня назад… дальше, дальше, мимо пышных зелёных изгородей и причудливых деревьев, то по-зимнему голых, то нарядно разодетых вечно живой листвой всевозможных оттенков; мимо полосатых тюдоровских фасадов, мимо кокетливых магазинчиков и кафе, мимо ленточных домов, растянутых вдоль улиц бесконечно повторяющимся однотипным архитектурным набором: окно-крыльцо-пилястры-окно… Город остался позади, потянулись зелёные поля и кустарники с красными листьями вдоль дороги, и вновь дома, магазинчики, ресторанчики, автозаправка, а вот и лавка скобяных товаров — как я могла пропустить вывеску «Hardware»?

Крепостная стена возникла внезапно, почти сразу после автозаправки с ярко-красной рекламой. Древняя, поросшая мхом, сложенная из плоских камней, с округлыми монументальными башнями. Дорога следовала изгибам стены, четко повторяя её повороты. Но вот и замок остался позади, автобус выкатил на небольшую площадь и остановился напротив не менее древнего каменного храма с узкими оконцами почти под крышей и мрачной остроугольной колокольней. Напротив имелась информационная табличка, укрепленная на столбике и заполненная крупным шрифтом — я без труда прочитала, что это церковь Святой Девы Марии, первая нормандская церковь в Англии, сооружена в 1080 году. От древности дат слегка кружилась голова. Что есть вся житейская суета пред этими безмолвно взирающими на нас стенами, за которыми крещены тысячи и тысячи младенцев, и они же, прожив жизнь, отпеты здесь, когда пришел их последний час? Мысли горчили пафосом, но я списала это на потрясающую цифру 1080 и впечатляющий цвет древности каменных стен.