Триктрак

Будущие инженеры покричали ура, пройдя перед трибуной нестройными рядами, а после демонстрации отправились всей компанией отвозить в институт транспарант «Мир, Труд, Май» и портреты Коротких и Галактионова — староста группы отвечал за них головой, за портреты, разумеется. По пути потеряли одного из членов Политбюро — как оказалось, оставили в вагоне метро, — так в суете и хохоте прошёл день.

Вечером в зале столовой соседней общаги электротехнического факультета устраивалась солидарная дискотека — шумное и смутное мероприятие. Столы сдвигались к стенам, на сцене-подиуме в дальнем углу устанавливали аппаратуру и огромные басистые колонки. Там весь вечер орудовала пара диск-жокеев, мечущихся между иглой проигрывателя и клавишами огромного студийного магнитофона. Представители мужской половины ради куража и храбрости, по сложившейся традиции редко являлись на танцевальный марафон с ясными головами, танцевать и приглашать девушек, за небольшим исключением, особо не стремились, кучкуясь своими компаниями, беседуя о чём-то, если можно назвать беседами взаимные попытки переорать оглушительные синкопы диско и рока. В зале было душно, сумрачно, по стенам шарил вращающийся софит с разноцветными стёклами, и время от времени казалось, что мир ирреален и несется в тартарары под бешеные музыкальные ритмы.

К Лёльке прочно приклеился Миша Утюгов, кружил с утра, ещё с демонстрации, а ныне они без устали танцевали, не расставаясь ни на минуту. Ася поболтала со знакомыми девчонками, станцевала пару быстрых танцев, взмокла и спустилась вниз, на улицу, подышать и отдохнуть от рёва музыки. В фойе столкнулась с Сашей Веселовым.

— Привет, ты что, убегаешь уже? — спросил он, перегораживая ей путь.

— Нет, я подышать. Привет, — ответила она.

— А, ну дыши, дыши… — бросил он и замахал рукой кому-то за Асиной спиной. Обогнув Веселова, она ринулась наружу. Вечер ударил в лицо прозрачным полумраком, прохладой, свежестью узкого двора, зажатого меж балкончатым фасадом пятиэтажной общаги и глухой стеной брандмауэра напротив. Грохочущие ритмы дискотеки, вырываясь из открытого окна, путались в молодой листве высоких старых каштанов, что теснились во дворе. Ася постояла в их тени — возвращаться в душный зал не хотелось, но также не хотелось оставаться одной в этот взбудораженный вечер. Она вернулась, попав в ритм «обреченно летит душа от саксофона до ножа» Машины времени, отпрыгала быстрый танец, найдя в толпе Лёльку с Утюговым. Диск-жокей объявил белый танец и запустил неизменно проникновенное «Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил…» Возникший из толпы Веселов подхватил Асю под руку, безапелляционно-уверенно увлекая за собой. Она не стала отказываться, хотя вскоре о том пожалела — Ася всегда сомневалась в своих хореографических способностях, хоть медленный «фокстрот» и не требовал особых умений, но Веселов, нависнув над нею тяжёлой громадой, неуклюже топчась на одном месте, изображал всё что угодно, но только не танец. Он о чём-то спрашивал, и Ася, почти не разбирая его слов, невпопад соглашалась, чем дальше, тем больше начиная подозревать, что соглашалась на что-то лишнее, а Веселов прижимал её все теснее и дышал в ухо все жарче, обдавая стойким запахом спиртного. Она еле дождалась, пока отзвучат последние аккорды, и нырнула в толпу, спасаясь бегством от неугодного кавалера.

Дискотеку покинули всей компанией, пошумели под каштанами и потянулись в свою общагу, в просторную девчоночью тройку на третьем этаже, загрузившись вином, собранными всем миром закусками, гитарой, магнитофоном и пьяной молодой бесшабашностью. Пили и пели хором под гитару, потом инструмент взял бард-пятикурсник, известный в узких кругах, широта его репертуара простиралась от уличных баллад в стиле знаменитых «Колоколов», белогвардейских романсов про упавшего духом поручика Голицына и о паре гнедых, что везли останки блудницы, до философско-романтических напевов Городницкого и Берковского.