Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Но и первое и второе замечания указывают на серьезный вопрос в области эстетического восприятия. Чтобы пролить некоторый свет на эту проблему, давайте вкратце посмотрим, что последние достижения в науке от философии до психологии восприятия говорят нам о том, что такое «опыт» (в том числе чувственного восприятия) и как он формируется. В начале XX века в американском прагматизме (например, Джеймс и Дьюи), который распространялся и на эстетику, было очень популярно обращаться к «опыту» (experience), который считали прямым контактом с миром[88]. Однако позже в XX веке происходит «лингвистический поворот» всяких там постструктуралистов и постмодернистов, которые отрицают, что «опыт» даже чувственного восприятия является прямым контактом. Любое восприятие культурно «окрашено», поскольку оно все проходит через стадию дискурса, где культурные условия окрашивают и интерпретируют любое восприятие. Для того чтобы опыт был понятен, он должен быть каким-то образом концептуализирован, даже если мы не имеем в виду сознательную концептуализацию, а некую организацию, которую данные проходят на досознательных уровнях. Однако если опыт хоть как-то концептуализируется, он уже не может называться прямым доступом к реальности, а дискурсивно-лингвистическим образованием. Поэтому вообще вместо «опыта» лучше говорить о «дискурсе». Не будем пересказывать всю книгу, а остановимся на конечных выводах. Нейро-биологическая школа восприятия показывает, что некоторые механизмы чувственного восприятия, которые стоят за отдельными визуальными иллюзиями и ошибками, например иллюзии Müller-Lyer, где одна линия кажется длиннее другой, в то время как они одинаковой длины, сохраняются, даже когда мы концептуально знаем, что это иллюзии и ошибки. Это вроде бы доказывает, что некоторые аспекты опыта не подвержены культурным влияниям. Однако есть исследования, которые показывают, что даже «автоматическая» реакция на иллюзию Müller-Lyer на самом деле гораздо слабее выражена в других культурных регионах, скажем, в сельских районах Африки, где люди вырастают, не видя геометрически правильных архитектурных объектов. Другие исследователи указывают на культурные влияния в восприятии гармонических интервалов в музыке, каковые интервалы, вроде бы, по Пифагору и всей западноевропейской традиции, включая Августина, являются «вечными», «неизменными» и «божественными».

В конце концов, к данному вопросу нужно подходить осторожно. С одной стороны, нельзя абсолютизировать роль дискурса и культурных условий, так как некоторые механизмы эстетического восприятия обусловлены нейро-биологическими, а не культурными факторами. Но нельзя и принижать роль культурных условий, так как, похоже, они могут влиять даже на чисто биологические с первого взгляда и бессознательные механизмы восприятия.

В том же письме № 320–330 В. В. также суммирует свою концепцию эстетического опыта, который заключается, по его всем известному определению, в некоем чувстве «общности с Универсумом» и т. д., что приводит нас к нашей следующей теме: о том, что же мы на самом деле чувствуем при эстетическом восприятии и почему.

Тема 4

Здесь мы имеем дело с тем, что по-английски называется aesthetic response («эстетический отклик»), термин, который довольно трудно перевести, скорее может быть как «переживание» (Erleben), а не «опыт» (Erfahrung). Если В. В. сводит эстетическое переживание к некому невербализуемому чувству «общности с Универсумом», сопровождающемуся удовольствием, то, например, Н. Б. в письме № 320–330 пишет, что ее «эстетический опыт восприятия произведения искусства не ограничивается только эстетической радостью, но сопровождается активной мыслительной деятельностью, вполне поддающейся вербализации». Возможно, вербализации наши эстетические переживания все-таки поддаются плохо, но вот ту их черту, что они сопровождаются некой ментальной деятельностью, которая очень близка к концептуализации, замечали все великие эстетики, в том числе Августин и Кант (опять-таки не буду читать лекцию по этим известным фигурам моим образованнейшим собеседникам). Иными словами, великие эстетики не сводили эстетическое переживание просто к удовольствию, а замечали интеллектуальный или квази-интеллектуальный компонент, хотя и признавали, что эстетическое переживание также включает некое трансцендирующее и возвышающее движение и чувство единства, придавая новое значение вещам и вызывая чувство радости жизни.

Для того чтобы разобраться в данном вопросе, т. е. что же сводит вместе интеллектуальные и неинтеллектуальные компоненты эстетического переживания, привлечем последние данные экспериментальной нейробиологии и нейропсихологии, полученные при электронном сканировании мозга субъектов, испытывавших эстетические переживания, изложенные в книге Г. Старр[89].