Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая полностью

Еще одна из причин, определявшая отличие духа инобытийности ренессансных мастеров от духа сюрреализма, заключается, на мой взгляд, в исторических изменениях технико-стилистических аспектов живописи. Прежде всего в стремлении рассмотренных здесь художников отойти от средневековых условности и символизма живописи в направлении обращения к античным образцам, к натуре, к стремлению даже превзойти ее в создании идеальных, но предельно иллюзорных образов. И отчасти, в техническом неумении многих мастеров достичь на этом пути какого-то абсолюта, вроде того, который мы видим у Рогира или Леонардо. Этим в какой-то мере определяется и некоторая, явно не осознававшаяся самими позднесредневековыми художниками, неотмирность отдельных персонажей на их картинах. Если к этому добавим еще вполне сознательное перенесение библейских персонажей в ренессансные дворцы и облачение их в ренессансные одежды, то ощутим и сам инобытийный дух многих полотен старых мастеров, его определенную общность с духом сюрреализма, но и его существенное отличие от него.

Все это имеет смысл еще как следует обдумать, но пока я прощаюсь с вами, дорогие коллеги, и жду ваших писем, ибо и так подкинул вам, по-моему, немало пищи для полемики.

Ваш В. Б.

369. Н. Маньковская

(04.08.15)

Дорогой Виктор Васильевич!

Поражаюсь неисчерпаемости Вашей творческой энергии. Не прошло и десяти дней, как Вы закончили третье письмо о духе сюрреализма, посвященное Миро, и вот — новое фундаментальное послание о предчувствии этого духа у старых мастеров. Вы выразили многое из того, что ощущала и я, созерцая полотна Леонардо, Боттичелли, Гирландайо, Ван дер Вейдена, Босха, Брейгеля, Гоццоли, Джотто, Мантеньи, Фра Анжелико, Липпи, у которых Вы метко подмечаете намек на инобытийный дух, легкое веяние эсхатологизма — в нем Вы видите преображающий аспект апокалиптизма, его творчески-катартический характер. Накопленный старыми мастерами художественный опыт проникновения в пространства метафизической реальности был воспринят сюрреалистами, которые, как Вы справедливо замечаете, усилили легкие веяния и намеки своих предшественников, доведя их до мощной сюрреалистической атмосферы, при том, что художники XX века не вправе считать дух сюрреализма своей абсолютной находкой.

Правы Вы и в том, что употребляете понятие «дух сюрреализма» применительно к творческому наследию старых мастеров в незримых виртуальных кавычках, имея в виду не тот полномасштабный дух сюрреализма, который присущ картинам художников-сюрреалистов, а только некое художественное предощущение этого духа у старых мастеров, т. е. специфически художественное выражение метафизических основ изображаемого.

Созвучны моему эстетическому опыту и Ваши разборы визуальных цитат, таких как использование Сальвадором Дали в «Мадонне Порт-Льигата» центрального мотива картины «Sacra conversazione» Пьеро делла Франческо. Меня в свое время поразила своим сюрреалистическим духом, столь неожиданным для миланской Пинакотеки Брера, эта символизирующая зарождение новой жизни каплевидная жемчужина, свисающая из огромной раковины в конхе арки над головой Мадонны, и неотмирность не столько поз, сколько устремленных в никуда взглядов библейских персонажей. Да, Вы правы, Дали только извлек раковину из конхи, развернул ее и подвесил в пространстве невесомости своей картины, тем самым акцентировав сюрной характер сцены.

Кстати, о «сцене». Мне хотелось бы задать Вам один вопрос, связанный с затронутой в Вашем письме проблематикой темы и сюжета произведения искусства — вернее, кое-что уточнить. Как Вы знаете, я считаю весьма удачной Вашу теоретическую находку — введение в категориальный аппарат эстетики термина «форма-содержание», свидетельствующего об их неразрывности. В этой связи меня несколько удивила та резкость, с которой Вы относите тему и сюжет (т. е. «содержание») к внехудожественному костяку классического искусства, от которого ушли сюрреалисты. В контексте Ваших размышлений о творчестве эта идея ясна — как все мы знаем, в искусстве важно не «что», а «как». И все же в более широком художественно-эстетическом плане исключать фабулу и сюжет из арсенала художественных средств не представляется правомерным — иначе какая же это «форма-содержание»?

Пожалуйста, уточните Вашу позицию и тем самым развейте мои недоумения. Ваша Н. Б.

<p>О форме-содержании</p>370. В. Бычков

(08–15.08.15)

Дорогая Надежда Борисовна,

рад, что Вы так оперативно откликнулись на мои письма о сюрреализме, тем более что лето — не самое лучшее время для основательных дискуссий, особенно когда наступает несколько теплых дней. Пожалуй, единственных теплых в Москве за все это лето.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное