Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

(28.06.13)

Дорогой Виктор Васильевич,

посылаю Вам текст моего предполагаемого выступления на лосевской конференции. В нем затронуты темы, которые мы начали обсуждать еще зимой: 1) в каком смысле можно говорить о христианской мифологии? 2) в каком смысле можно говорить о «мифологии электрического света» и т. п.? Ответить удовлетворительно на эти вопрошания мне, конечно, не удалось. Я ограничился только постановкой самих вопросов на узкой территории, поскольку (как и прочие участники конференции) ограничен предписанием, согласно которому объем текста доклада не должен превышать двадцать тысяч знаков. Требование разумное и законное. Однако в этих пределах мне удалось разве что только намекнуть на бездны, скрывающиеся в философии мифа. Поэтому не знаю, стоит ли посылать Вам текст моего сообщения. Материал собрал большой и хотел бы свободно развернуть его в эпистолярном жанре, но опять-таки не уверен, что найду для этого свободное время. Все же пошлю: надо же с чего-то возобновить общение…

Доклад называется «Философия мифа Николая Бердяева и Алексея Лосева (Опыт сравнительной характеристики)».

Представляется симптоматичным и полным глубокого метафизического смысла факт появления на рубеже 20–30-х гг. прошлого века трех книг русских мыслителей, посвященных прояснению многомерного понятия мифа. Столь же симптоматичны и условия, в которых эти труды были опубликованы, а также дальнейшая история их рецепции, по существу, начавшаяся только в самое последнее время.

На первое место по исчерпывающей полноте следует поставить книгу А. Ф. Лосева «Диалектика мифа». Ей предшествовал ряд других публикаций этого выдающегося мыслителя на сходную тематику, но только в «Диалектике мифа» она получила свою законченную категориально-структурную разработку. Книга вышла в 1930 г. в «издании автора». Незамедлительно весь тираж был конфискован, хотя несколько экземпляров «Диалектики мифа» все же удалось спасти. Переиздания этого некогда запрещенного труда начались только в 1990-х гг. Тогда же появились и первые переводы на иностранные языки[197].

Далее нужно упомянуть книгу Вячеслава Иванова «Достоевский. Трагедия — Миф — Мистика». Она носила итоговый характер, резюмируя результаты многолетних размышлений писателя-символиста над мифологическими основами творчества Достоевского. Книга имела не менее сложную судьбу, чем «Диалектика мифа», хотя в несколько ином социально-культурном контексте. Ее издание подготовлялось в Германии с 1925 г. и — не без трудностей — завершилось лишь в 1932 г. Для рецепции труда Вячеслава Иванова вначале имелись самые благоприятные предпосылки ввиду тогдашней моды на Достоевского среди немецких интеллектуалов, но после прихода к власти Гитлера книга оказалась «практически изъята из книжных магазинов»[198]. В 1952 г. был сделан английский перевод и только в 1987 г. — перевод с немецкого на русский язык, увидевший свет в Брюсселе.

Более благополучно складывалась судьба книги Н. А. Бердяева «Философия свободного духа», в которой мыслитель с наибольшей для него полнотой раскрыл свое мистико-символическое понимание мифа и мифотворчества. Хотя этой проблеме посвящено всего несколько страниц, но они достаточно ясно выражают бердяевскую концепцию мифа в той степени, в которой она не находила своего выражения ни ранее, ни позднее. «Философия свободного духа» вышла в свет в 1927–1928 гг. в издательстве YMCA-Press[199]. Подобно вышеупомянутым книгам Вячеслава Иванова и Лосева, она резюмировала итоги долгих размышлений и поисков предшествующих лет. Первый перевод появился в Германии в 1930 г. почти одновременно с книгой Вячеслава Иванова о Достоевском. Второй по времени перевод сделали во Франции. На родине этот фундаментальный труд Бердяева издали только в 1994 г.

Таким образом, все три книги самим фактом своего появления в эпоху, ознаменованную насильственным перерывом в развитии русской культуры Серебряного века, образуют род знака, истолкование которого представляется ныне важной и актуальной задачей. Используя сравнение Сергия Булгакова, эти книги можно уподобить «письму в засмоленной бутылке», брошенной «в свирепеющую пучину истории»[200]. Теперь эта «бутылка» найдена, распечатана и необходимо приступить к прочтению забытых и трудно понятных для современного человека метафизических текстов.