Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

Это во многом объясняет лосевскую диалектику прототипа: прототип не находится только в конкретной художественной форме, и все же он не может реализоваться нигде, кроме как именно в данной конкретной художественной форме, и вне этой формы он может быть только теоретически постулирован. Практически говоря, прототип неуловим: это лосевский «скрытый центр» художественной формы, который имплицитно присутствует в субстрате. Конкретная художественная форма, таким образом, существует только в процессе восприятия, где этот теоретический эйдос-конфигурация (прототип) получает свое осознанное существование в тот момент, когда художественная «материя», организованная определенным образом, оказывает воздействие (как воспринимаемая) на нейронную сеть. Художественная форма всегда является чем-то сознательным, самосознающим, или интеллигентным, чем-то динамическим и чем-то становящимся: тут можно легко повторить всю лосевскую диалектику художественной формы, которая точно совпадает с представленным здесь современным взглядом на художественную форму. А создается она в ходе саморегулирующегося процесса (через посредство самовозбуждения с обратной связью) манипулирования художественной «материей» с одновременным обозрением ее влияния на нейронные сети. Действительно, центр формы, или ее прототип, всегда скрыт от нас, и в то же время он оказывает вполне реальное и чувствительное воздействие и на материал произведения искусства, и на нейронные сети, которые воспринимают это произведение искусства.

Таким образом, лосевская теория художественной формы, так же как и шеллинговская до него, ставит много интересных вопросов о природе художественной формы, которые только теперь начинают серьезно исследоваться и естественными науками, и философией: например, такие, как постановка под сомнение дихотомии субъективности/объективности, или идеи авторства произведения искусства и других культурных форм. Ставит она и более общий вопрос о природе человека: являемся ли мы действительно самосознающими индивидами или просто полусознательными окружающими средами для распространения вечных художественных и иных форм, которые, по Гегелю, постепенно пытаются познать себя?

В результате вырисовывается интересная картина. Миф, символ и художественная форма, оказывается, обладают общими чертами в плане того, как они функционируют в человеческом мозгу/сознании. В данном случае лосевская диалектическая модель, которая основана на диалектике философии тождества и впоследствии развита феноменологами и диалектиками XX в., подтверждается и данными естественных наук. Все три структуры прежде всего возникают и развиваются по общим «диалектическим» законам квантового взаимодействия, или естественного самопроизводства форм в реальности. Эти формы не объективны и не субъективны, а являются структурами взаимодействия. Эти структуры взаимодействия могут быть в общем описаны с помощью модели системы с обратной связью. Однако поскольку они возникают в самом сложном окружении, которое нам известно, в человеческом мозгу и сознании, то они являются не просто структурами, а формами жизни, и даже интеллигентной жизни, культурными, психологическими и ментальными «мемами», которые самовозникают, саморазвиваются и обеспечивают продолжение своего существования. Будучи интеллигентными формами, они также самосознательны. Таким образом, многие выкладки диалектико-феноменологических систем по поводу мифа, символа и художественной формы, которые обыденным сознанием воспринимаются как обскурантистская заумь, на самом деле очень точно отражают сущность и жизнь этих форм.

С поклоном всем авторам Триалога О. Б.

268. В. Бычков

(12.06.13)

Дорогие собеседники,

честно говоря, я нахожусь в некотором замешательстве. Очевидно, что мы подошли к очень существенным и, возможно, главным проблемам философии искусства и эстетики. Инициировав тему: миф — символ — художественность, а затем поразмышляв несколько и о каноне, я не был убежден, что мы так серьезно и основательно возьмемся за эти действительно фундаментальные темы. Приятно сознавать, что ошибался. Мы все так интенсивно углубились в них, что инициировавший их персонаж был несколько озадачен после получения серьезно проработанных посланий от Вл. Вл. и, что несколько неожиданно, от О. В., который редко балует нас своими опусами. Я опять оказался в роли своеобразного модератора. И Вл. Вл., и Олег шлют письма мне, а мне приходится все всем рассылать, да еще размышлять о том, что кому и как отвечать и как все удержать в общем русле. Или вообще не отвечать, а дуть в свою дудку далее, ибо джинны уже выпущены из бутылок…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное