— Так уж и генерал, — возразил Артем. — Я написал русского человека, а кем он может быть: пастухом, плотником, инженером или генералом — какая разница?
Гаврилыч топтался на пороге и не уходил. Эд стоял рядом и смотрел на него.
— Можно, я свою бабу приведу — пущай поглядит, а то она меня давно и за человека-то не считает... И еще шуряка своего — Петруху?
— Пускай приходят, — сказал Артем. — Только через неделю, я к тому времени все закончу.
— Люди-то не будут смеяться, Иваныч?
— Это с какой же стати? — удивился Артем.
— Жизня человеческая, она, как ручеек весенний, течет, пробивает себе дорогу, — задумчиво сказал Гаврилыч. — Посильнее ручей-то — он прямо норовит бежать, камни сворачивает на своей дороге, а хилый — обходит кажинный камушек, все норовит сторонкой да где полегче... Кто же его знает, как она, моя жизня, могла бы повернуться, ежели бы не война? Может, сейчас не топором бы махал...
— Сам рассказывал, как на фронте немцы тебя за генерала приняли... — напомнил Артем.
Эд — ему надоело стоять у двери — негромко гавкнул, поторапливая хозяина.
— Пущай поглядят на меня, какой я есть на самом деле, — сказал Гаврилыч. — И Носкову покажи, и Юрке-милиционеру... Хорошо б и в Бологое отвезти — показать бы следовало Митричу... А то Васька да Васька, а вон он какой орел — Василий Гаврилыч Иванов!
Плотник хлюпнул носом, а может быть, Артему показалось, и, пропустив вперед собаку, ушел.
4
В первый раз после болезни Артем снова встал на лыжи. Был ясный зимний день. Мороз без всякой злости, скорее добродушно, пощипывал нос, щеки. Когда сквозь высокие разреженные облака прорывалось низкое солнце, снег так ослепительно сверкал, что смотреть на него было больно. Как и в прошлый раз, Артем пошел вдоль железнодорожных путей к Березайке. Блестящие рельсы ощетинились инеем. Метель до самых маковок занесла маленькие елки, зато начисто сдула снег с больших деревьев. А вот и Горбатый карьер. И снова он, ставя лыжи крест-накрест, поднимается на крутую гору. Когда он с верхотуры взглянул на глубокую накатанную лыжню, зажатую между зелеными стенами леса и убегавшую далеко вниз, под шапкой, как раз в том месте, где шрам, вдруг стало холодно.
Трое мальчишек почти одновременно поднялись на гору. Старший из них, подождав немного, потеснил Артема с лыжни.
— Пустите-ка, дяденька, — сказал он, звучно прихлопывая лыжами. Потом, проверив, как они скользят, нахмурился и, пригнувшись, понесся вниз. Вот его вдвое уменьшившаяся фигурка вымахнула на ровное место, он притормозил и ловко развернулся на самой опушке.
Артем поймал себя на том, что ему хочется подольше потоптаться на месте, поглазеть по сторонам...
Оттолкнулся палками и уже внизу, выскакивая на просеку перед стеной леса, он стал счастливо смеяться и что-то орать глазевшим на него мальчишкам. А когда, лихо сделав разворот, остановился, все еще ощущая свист холодного ветра в ушах, громко похвалил себя:
— Молодец, Артем Иванович!
5
Уже февраль, а от Тани нет и нет письма. Почему-то Артем был уверен, что к Новому году или она сама приедет в Смехово, или хотя бы поздравительную открытку пришлет. Когда Алексей прислал телеграмму, чтобы он немедленно приезжал на праздник в Ленинград, Артем заколебался, но все-таки не поехал, в надежде, что Таня даст знать о себе.
Когда-то он мечтал встретить Новый год в настоящем еловом лесу, где громоздятся сугробы, над головой мерцают звезды, белесый Млечный Путь и луна в радужных кругах... Прямо под настоящей елкой накрыть стол и, дождавшись двенадцати часов, выстрелить в небо пробками от шампанского... Много раз собирался он с приятелями вот так отпраздновать, но всегда эта хорошая идея в самый последний момент почему-то лопалась. И вот теперь есть бор, и шампанское, и даже стол можно в два счета сколотить. А в гости пригласить зайцев, лисиц, медведей...
Тридцать первого декабря приехал на «газике» Алексей Иванович Мыльников и увез к себе, заявив, что вся его семья и друзья не велели возвращаться без Артема.
Праздник прошел великолепно, а утром первого января они уехали на тихое, занесенное снегом озеро. К обеду уже была готова окуневая уха, сваренная прямо на льду. Алексей Иванович оказался на диво гостеприимным хозяином. Там, на зимней рыбалке, он и сообщил Артему ошеломляющую новость: с весны приступает к капитальному ремонту дороги. Осинский дает бульдозер, скрепер и построит бетонный мост через Березайку. Обо всем этом они договорились в райисполкоме. Артем торжественно заявил, что это не только для него, но и для всех смеховцев самый лучший новогодний подарок. И на
радостях прибавил, что уже давно мечтал написать маслом портрет Алексея Ивановича. На это Мыльников юмористически заметил, что он вполне удовлетворился карикатурой в районной газете...
В это февральское утро Артем встал, когда еще было темно. На столбе, освещая белые изоляторы, горела электрическая лампочка. Значит, еще нет восьми. Ровно в восемь приходит Леха-электрик и выключает уличное освещение. Сквозь замерзшие окна просачивался тусклый рассвет.